Три года спустя
— Да чтоб этой пигалице икалось! Как же она меня достала!
Подумаешь, в рубку пробрались, в астероиды постреляли… Тьфу, швархи раздери, глаза
щиплет! Нет, она это точно придумала, чтобы поиздеваться, вот зуб даю, —
простонал кадет третьего курса Космического Флота, отжимая половую тряпку в
пластиковое цветочное кашпо, временно эксплуатируемое в качестве таза.
Густая длинная чёлка лезла в лицо, он попеременно пытался
откинуть её вбок рукавом, но чем больше старался, тем больше грязи попадало в
глаза, которые и так уже нещадно слезились из-за моющего средства.
— А-а-а-пчхи! — не выдержал ларк и чихнул, при этом
расплескав часть мутновато-коричневой жидкости из кашпо.
— Т-с-с-с, Джордано! Тебе что, мало наряда — убирать всю
палубу сектора «Д»? Ну, знаешь ли, я и так убираюсь тут с тобой, можно сказать,
ни за что! Если мелкая услышит, то нам вообще весь корабль отмывать придётся. У
меня, между прочим, поясница и так ни к шварху: болит — жуть! А всё из-за того,
что битый час в три погибели на карачках ползаю…
Несмотря на то что второй кадет достаточно громко жаловался,
мыть пол у него получалось не в пример чище и ловчее, чем у его друзей. К тому же
он очень предусмотрительно снял китель и даже рубашку, чтобы не замызгать
грязной водой одежду. Было во всех его словах и действиях нечто, заставляющее
меня усомниться в том, что у него действительно так сильно болит спина, как он
об этом рассказывает. Скользкий юноша.
— Да чтоб я ещё раз сам выбрал практические работы на
«Молниеносном»! — подключился к диалогу третий ларк. — Я думал, мы будем
бороздить неисследованные участки космоса, зачищать планеты от хищников, на
худой конец, в стычке с трасками поучаствуем, а тут! Адмирал Нуаре покинул
корабль и оставил за главного своего адъютанта! И, главное, кого?! Какую-то
выскочку… Да она же младше нас всех! Да ей даже двадцати одного года нет! А
росту… едва-едва выше пупка! Метр с кепкой! И вместо того, чтобы стрелять из
бластера или хотя бы с холодным оружием прокладывать путь через инопланетные
джунгли, я мою по-о-ол! — продолжал искренне возмущаться Микерх.
