– Елена Краевская, двадцать два года, не замужем, к суду не привлекалась.
Дмитрий Баратов поднял глаза на собеседницу и некоторое время изучал правильные черты лица, русые волосы, едва достигшие плеч, и странно контрастировавший с ними дешевый костюм. При таком тщательном осмотре он не отыскал в Краевской ни одной яркой детали. Ничего, что могло зацепить взгляд и мгновенно свести с ума. Разве что руки. В первый миг, когда девушка опустила на стол свои узкие ладони с аккуратными пальцами и коротко остриженными ногтями, Дмитрий перестал дышать. Секунду для него не существовал шумный зал кофейни и проносившиеся за окнами автомобили – только эти руки, в которых, как и во всей Краевской, не было ничего особенного, но от взгляда на которые сердце опытного и далеко не романтичного дельца замирало и снова пускалось вскачь.
Такова была и вся Елена Краевская. Разбери её на кусочки, и у тебя не останется ничего, кроме самых обыкновенных носа, губ, глаз и волос. Но всё это, соединённое вместе, заставляло останавливать взгляд и смотреть, смотреть, смотреть… Смотреть и пытаться насытиться странным покоем и внутренним светом, исходившим от девушки. Двадцать два года. Не замужем.
– Почему? – спросил Дмитрий и только потом понял, что слышит свой голос, прозвучавший неожиданно резко.
– Что, простите? – Краевская осторожно вынула ложечку из чашки с кофе и, аккуратно опустив её на блюдце, подняла на собеседника светло-серые глаза. Девушка в её положении, как казалось Баратову, не может оставаться настолько спокойной. Однако если Краевская и нервничала, этого не выдавала ни одна чёрточка её точёного лица.
