В тот год в моду снова вошли фокстерьеры и колли.
Дети играли с ними на газоне городского парка. Весенняя парочка, стоя прямо на клумбе, нахально целовалась у всех на глазах…
Отрешенные от мира влюбленные, смеющиеся до упада дети, звонкоголосые фокстерьеры и пушистые, словно шары сладкой ваты, колли, золотящиеся в солнечных лучах – это была идиллия, совершенная гармония счастья, утра и весны!
Ольга смотрела на людей в парке, потягивая из стеклянной бутылки лимонад. Капля жира, выпавшая из румяного мясного пирожка, заляпала рукав замшевой куртки, помада размазалась по щеке, а на носках новых туфелек образовались непозволительные трещины, заполненные землей.
Красота!
Ольге безумно нравились такие моменты. Моменты, когда она могла выглядеть буднично и неопрятно, есть и пить всякую гадость, почти полностью отождествляя себя с людьми.
Люди. Как же она им завидовала!
И пусть Маэйра, глава их семейства, всегда посмеивалась над подобными мыслями, называя людей слабыми и никчемными, Ольга знала: вместо магии, силы, могущества, люди получили нечто гораздо большее! Нечто, что на первый взгляд кажется незначительным, а на самом деле является основой всего и вся.
Любовь.
Как жаль, что она не человек. Она бы с удовольствием поменялась местами вон с той счастливой девчонкой, что целуется, закрыв глаза, будто в первый, последний и единственный раз в жизни. Да что она знает об этом единственном разе? Она, человеческая дева, рожденная для бесконечной любви!
А вот Ольга знает.
Вернее, догадывается. Ее раз всегда будет единственным для нее и последним для суженого. Такова природа. Таковы правила. «Суженый». Это слово не нравилось Ольге, но назвать обреченного на смерть «возлюбленным» язык вообще не поворачивался. Ей любить нельзя. Уж лучше ненавидеть. И ложиться в постель с ненавистью, чтобы потом утром встать и не пожалеть…
– Эй! Опять ты тут? – Громкий требовательной голос разрушил идиллию.
Ольга вздрогнула, чуть не выронила пирог. Перед ней стояла Кристина. Ох, уж эта Кристина! Дерзкая, резкая, своевольная, она носила короткие волосы и одевалась, как девушка с завода паровых машин. Платье слишком короткое, чуть ниже колен, открывает высокие сапоги из грубой кожи, на них шнуровка до голени. Эти жуткие сапоги вызывали ярость у консервативной главы семейства, но Крис, та еще упрямица, стойко сносила все претензии и ругань.
