Чуть больше месяца назад...
Я все еще слабо понимаю, что происходит вокруг, когда доктор, покончив с записями, уверенно кивает самому себе и произносит:
— Сейчас мы пригласим вашего мужа, готовы?
Из меня, оцарапав пересохшее горло, вырывается то ли слабый смешок, то ли откровенный всхлип. Однако затягивать с неизбежным смысла нет.
— Ну, вряд ли к моей ситуации можно подготовиться, — замечаю я иронично. — Так что… давайте.
Доктор отвечает мне сочувствующей улыбкой и заверяет:
— Все будет хорошо, Кристина. Ваш муж очень за вас переживал.
Я судорожно киваю, давая понять, что приняла его слова к сведению, и делаю глубокий вдох. Готовлюсь.
Доктор нажимает на дверную ручку и выглядывает в коридор.
— Мистер Покровский, — доносится до меня, — вы можете зайти.
Последний раз встретившись со мной глазами и попрощавшись, доктор исчезает в коридоре, а спустя пару секунд на его месте появляется мужчина. А я вдруг почти давлюсь воздухом.
Вау…
Я готова присвистнуть (впрочем, мозг мгновенно мне подсказывает, что свистеть я точно не умею), выражая уважение той версии себя, что не помню, — потому что застывший на пороге мужчина явно не из моей лиги. В том смысле, что я-студентка никогда бы не ждала, что подобный красавец хотя бы дважды посмотрит в ее сторону.
У него очень привлекательная внешность. Яркие, выгодно сочетающиеся черты лица: высокий лоб, выразительные глаза, прямой длинный нос и тонкие, по-мужски красивые губы. Короткие, взъерошенные волосы темно-русого цвета и густая щетина на щеках и подбородке. Даже синева под глазами и, судя по всему, не намеренная небритость ни капли его не портят.
Он определенно мог привлечь мое внимание, пусть я бы не осмелилась на больше, чем несколько быстрых взглядов в его сторону. Но не заметить его высокую, явно не обделенную природой и спортом фигуру, я наверняка бы не смогла.
А еще он… взрослый.
Идея, что мы скорее всего ровесники посещает меня не сразу, и первые несколько секунд я изрядно поражена и смущена, и вообще чувствую себя ужасно неловко. Даже сообразив, что мне, как и этому мужчине, уже больше тридцати, я все равно не могу воспринимать нас как равных по положению в социальной иерархии. Сложно.