Виктор и Мира. Полтора года назад
– Я хочу… быть твоей… – мой голос дрожит от страха. И предвкушения.
Он вышел из душа совершенно голый. Заметил меня в темноте, сидящую на постели, и спешно обернул бёдра полотенцем.
– Что, Мира? Давай с утра поговорим…
– Виктор!
– Возвращайся в свою комнату.
Я несколько месяцев обдумывала этот шаг. Планировала, как приду к нему, такая вся красивая, и скажу о своих чувствах прямо в лоб.
Пришла. И сразу в полной мере осознала глупость своей затеи.
Это не игрушки, Мира. Водзинский – взрослый мужчина, а не пацан-однокурсник. С ним не стоит юлить.
Пульс зашкаливает. Делаю глубокий вдох и повторяю:
– Я. Хочу. Быть. Твоей.
Несколько секунд тишины тянутся целую вечность. Он молчит. И по его лицу ничего не прочитать – в спальне слишком темно.
Встаю и нервно поправляю махровых халат, под который специально ничего не надела.
– Это шутка?
Он делает шаг ко мне.
– Нет.
– Ты пьяная?
– Нет!
Останавливается в нескольких сантиметрах от меня.
Влажные волосы блестят в лунном свете. Капельки воды сбегают по широким плечам, мощной грудной клетке, рельефному животу. Мужской запах будоражит. Он так близко, что чувствую жар его тела.
И решаюсь. Вскакиваю на кровать. Ну вот, теперь мы почти одного роста.
– Что ты…
Не даю договорить. Обнимаю и прижимаюсь всем телом. Чувствую щекой щетину на его скуле. Отворачивается.
Только бы не оттолкнул сейчас! Я не переживу.
– Ты рехнулась…
Понятно, почему он шокирован.
Я – падчерица его родного дяди. У нас большая разница в возрасте. Когда мы познакомились несколько лет назад, мне было не больше четырнадцати.
Наверное, Виктор по-прежнему видит во мне костлявую восьмиклашку. Но я заставлю его взглянуть на меня по-другому.
– Сделай меня своей… – шепчу, касаясь губами влажного виска.
Его дыхание становится частым, как и моё.
Чувствую большую тёплую ладонь на своей спине. Даже через пушистый халат это безумно приятно.
Он сомневается. Но хоть не выгоняет, уже хорошо.
Решаюсь на отчаянный шаг. Тяну за пояс халата. Полы распахиваются. Теперь ему видно всё.
Я не могу рассмотреть его лицо – он стоит спиной к окну. Зато сама перед ним – как на ладони.
