Не всегда благотворны бывают слезы.
Отрадны и целебны они, когда, долго накипев в
груди, потекут они наконец – сперва с усилием,
потом всё легче, всё слаще; немое томление
тоски разрешается ими… Но есть слезы
холодные, скупо льющиеся слезы: их по
капле выдавливает из сердца тяжёлым и
недвижным бременем налегшее на него
горе; они безотрадны и не приносят облегчения.
Нужда плачет такими слезами, и тот ещё не был
несчастлив, кто не проливал их.
– Привет, ну и как прошла встреча? Надеюсь, на высшем уровне?
Андрей кисло поморщился, придвинул поближе ко рту трубку радиотелефона.
– Да плохо прошла. Хуже некуда!
Геннадий насторожился:
– Есть трудности?
– Полно трудностей!
– А если конкретнее?
– Ну ситуация там такая: мамаша – фря, вся из себя, дочка в инвалидной коляске, та ещё штучка; вознамерились, ни мало ни много, сляпать детективный роман. Лавры Александры Марининой, наверно, не дают покоя. Ты ведь знаешь, как работать с непрофессионалами – на них не угодишь, только весь вымотаешься. И чего ты меня им на заклание кинул? То ли дело депутаты, я уже не одну собаку съел на их «жизнеописаниях». Их что там, поотстреливали всех?
Гринин изобразил смех Фантомаса из одноимённого французского фильма. Хотя до Жана Маре, или кто там его переводил, ему было далеко:
– Ну вот, Андрюша, а говоришь – «не одну собаку съел». Да будет тебе известно – тех, кто политикой занимается, отстреливают в самую последнюю очередь. Это всегда невыгодно, потому что чревато какими-нибудь изменениями, которые трудно предугадать. Только нам с тобой их проблемы по барабану. Будут тебе депутаты, будут, мой золотой, но сейчас выборы на всех уровнях прошли. «Яма», как говорят на бирже. У нас с тобой «яма». А вот с детективами «ям» не бывает, и желудок, кстати, их тоже не признаёт. Нет, ты, конечно, можешь отказаться…
– Но, в конце концов, все начнут отказываться от меня, – подхватил на лету Андрей столь недвусмысленно высказанный ему приговор. – Друг называется! Руки выворачиваешь? Акула капитализма!
