1. 1
Часть первая
Май, 2008
– И куда это ты так начепурилась? – Анна Гавриловна встала в дверном проёме, скрестив руки на необъятной груди.
Я от неожиданности вздрогнула. В тесной прихожей сразу стало сумрачно – своим могучим туловищем она целиком заслонила проём так, что свет из кухни едва сюда пробивался.
Я в потёмках нашарила ногой босоножки. Включать днём электрический свет Анна Гавриловна не разрешала, экономила.
– К одногруппнице на свадьбу, – не глядя на хозяйку, ответила я.
– Свадьба – это хорошо, свадьба – это правильно, – одобрила она. – Хоть и рано. Но всё равно хорошо, а то девки нынче совсем бесстыжие пошли. Скачут по койкам без всякого замужа. А жених-то кто? Из ваших писунов, поди?
– Не-ет, – наклонившись, я пыталась на ощупь застегнуть тонкие ремешки на босоножках.
– Взрослый мужик, что ль?
– Он из ИВАТУ*, – кряхтя, выдохнула я, еле сладив с застёжками.
– А-а, лётчик, значит, будущий. Ну, лётчик – это хорошо. Серьёзная профессия, не то что вы – писаки… Молодец девка, твоя подружка, хорошего парня отхватила. Кто попало в лётчики не идёт.
Я пропустила её ремарку мимо ушей.
За эти два года, что снимаю у Анны Гавриловны комнату, уже усвоила для себя: лучшая тактика с ней – это молчание. Попробуй ей возрази – и такого наслушаешься. Так что пусть будут «писуны» и «писаки». К тому же, это она ещё мягко выразилась. Обычно журналистов и заодно нас, студентов журфака, она склоняет по всем статьям словаря ненормативной лексики.
– А гулять-то где будете?
Я выпрямилась, одёрнула подол платья, перекинула косу за спину.
– В столовой.
Если точно – в столовой «восьмёрки», то есть университетского общежития № 8. Но про эту деталь я умолчала. Потому что любое студенческое общежитие, по мысли Анны Гавриловны, – это сплошь пьянство, разврат и антисанитария. В общем, хорошие девочки туда не ходят. Одно время она работала вахтёром в общежитии пединститута и, говорит, насмотрелась всякого, так что теперь плюётся и содрогается от отвращения, чуть только речь зайдёт.
– Ну, правильно, откуда у студентов деньги на ресторан? И на столовую-то, поди, с родителей стрясли, – хмыкнула она и наконец вернулась на кухню и уже оттуда крикнула:
