Неторопливый пролог
С самого детства он знал, как жить улыбаючись, да припеваючи. Если говорить о воспитании, то и оно имелось – ребята его уровня обязаны знать нормы поведения. Нехорошо дворянским детям без манер быть. Вероятно, питала б его любовь иной семьи, а не Собакиных – вырос вполне сострадательный человек, однако, сколь его лелеяли, не сравнимо с кем другим, в последующем дало свои плоды. Но, что мудреного, когда родители балуют единственное дитя в семье? Изобилие всех желаний мальчика было, казалось, бесконечным, а воспитатели, в свою очередь, лишь потакали им – единственный сын, пусть живет как хочется. Это, очевидно, сталось для него только медвежьей услугой: Нил превратился в излишне своевольного, требовательного.
Безграничная вседозволенность пресекалась лишь в одном занятии, от коего даже при желании он не смел воротить нос – пение. Это было, если можно так выразиться, занятием рода. Все блага получал, взамен требовалась лишь усидчивость и старания, ведь как ни говори, природного таланта к исполнению не имел. Если б не строгость по отношению к предмету, юнец состоялся совершенно неуправляемым. Однако, для неблизких таковым и был, вел себя как невоспитанное чадо, которому все должны, да обязаны. Что и говорить, мать с отцом брались за головы, когда известия те доходили до них. Несчастные старались вытянуть преемника из ямы кутежа со словесными дерзостями, но слушал ли он их? Поздно спохватились.
Все, с кем знаком Нил был, поражались, каким образом ребенок благочестивых кровей, полжизни проведя в училище церковного хора, ныне стал сорванцом. В детстве его поведение могло умилять, в юношестве – заставлять надеяться на пубертатный период, но позднее уж некуда воротиться – годы утеряны. Обруганный старшими, сам считал, мол, находится в рассвете сил, а значит, брать от жизни нужно все чего она дает, а чего нет – отнимать силой. Выражал лестные восхищения приятелям, клятвы верности давал девицам, всячески к себе располагал. Многих дам он ласкал, к сердцу нежно прижимал, а на утро – пропадал. Лишь украдкой вспоминал позднее поцелуи, но никого к себе и близко не подпускал. От чего ж слушали певца сего? За годы службы великому искусству заимел свойскую харизму, от которой любезные вздыхали. Манера речи была пошлой и вульгарной, исполнения так же. Тем не менее, некоторым нравился. Не глоток свежего воздуха, от коллег совершенно не отличался – серый и безликий. Словом, Собакин крупным человеком стать мог, да только действовал неправильно.
