⅏
— ДАНТЕ —
В реальной жизни всегда побеждает зло.
В этой истине я лично убедился.
А раз так, значит, я должен стать ещё большим злом, чтобы все прогнившие, погрязшие в грехах твари знали своё место.
Хрустнул пальцами, затем шеей и нанёс уроду новый удар. Мой кулак рассёк ему другую бровь.
Следующий удар, и я ломаю ему челюсть.
Избиение продолжается почти час.
Мудак корчится на холодном, окровавленном полу, запах его крови щекочет мои ноздри. Он уже сдался. Он молил о пощаде. Он просил прощения.
Но мне всё мало.
Гнев разъедает нутро. Ярость требует всё больше страданий и крови.
Хватаю его за волосы и заставляю смотреть в своё лицо.
— Так что ты там говорил о моей покойной сестре?
— П… хро… ссти… — хрипит он, едва проговаривая слова. Из-за сломанной челюсти ему трудно говорить.
Разжимаю кулак, и его голова с глухим стуком падает на железобетонный пол.
— Прости? — усмехаюсь я горько. — Ты своё «прости» в жопу себе запихай.
— Данте, может, хватит? — обеспокоенно спрашивает моя шестёрка. — Он извинился. Много раз. И уже ответил за свои слова. Ты же почти убил его…
Я заворожено смотрю на тело у своих ног.
Краем глаза замечаю, как Тихарь отталкивается от стены и медленно приближается ко мне.
Он останавливается на безопасном расстоянии от меня и произносит тихо:
— Данте. Хватит. Пощади его. Пожалуйста.
«Хватит».
«Пощади».
«Пожалуйста».
Три слова в мёртвой тишине тёмного переулка.
Три слова, которые с мольбой произносили убийцы моей сестры.
Они молили простить их. Молили не убивать.
Наложили от боли и страха в штаны и рыдали, рыдали, рыдали.
Диана. Моя сестрёнка Диана. Она тоже молила остановиться. Молила своих насильников прекратить.
Ублюдков её мольбы лишь распыляли. И они принимались с ещё большим рвением терзать её тело и калечить хрупкую душу.
Смотрю на тело у своих ног и не испытываю сострадания.
Насильники и садисты никогда не испытывают сострадания к своим жертвам. С хера ли я должен сострадать им и испытывать жалость?
Достаю из кармана тюремных брюк идеальную заточку и показываю её мудаку у моих ног, что осмелился открыть своё хайло и осквернить погаными словами память моей святой сестры.
