«Отец больше не вернётся».
Такими словами встретила меня мама. Мне было пятнадцать, и я только-только шла домой после дня, проведённого в фруктовых садах.
В ушах моментально заложило, и я задержала дыхание, не в силах сделать вдох. Наполненная до краёв корзинка выпала из онемевших рук и покатилась вниз по склону, оставляя за собой дорожку из разбросанных фруктов. Чудом только не подогнулись колени, и я продолжила стоять, тогда как на меня снизу вверх смотрели поблекшие, уже высохшие от пролитых слёз глаза с алыми радужками. Нет, не на меня – сквозь. Куда-то туда, вниз с фамильного холма, самого высокого в округе. Туда, где начиналось Бушующее – море, которое сейчас проплывал наш медузий остров.
Весь день с неба лило, что было не удивительно для зоны дождей. Плотный поток сменился мелкой моросью только пятнадцать лучин назад, и я, воспользовавшись передышкой, вынырнула из-под кроны фруктового сада, кольцом по берегу опоясывающего наш остров. Растения по большей части на берегу и росли, проникая корнями в упругую у воды поверхность медузы – глею, которая ближе к середине затвердевала, превращаясь в серо-голубые холмы и горы, становившиеся с оборотами всё выше, покрываясь ороговевшим желе.
Вместе со мной побежали и остальные жители, кто собрал уже достаточно питательных ягод и фруктов – следующая возможность попасть домой представилась бы только через пару свечей, на закате. В это время вдоль берега выстраивались водные жрецы. Лёгким движением, словно распахивая шторы по утру, они раскидывали руки и раздвигали льющиеся с неба потоки воды в стороны, давая острову под нами передышку. Без жрецов мы могли лишь надеяться на такие недолгие периоды, когда тяжёлый поток превращался в покрапывающий стук о колокол медузы.
Вот и сейчас застучало быстрее, предвещая новую волну. По привычке я махнула рукой над головой, прогоняя мелкие капли. Более крупные продолжали больно ударяться о мою иссиня-чёрную макушку, напоминая, почему мне жрецом не стать.
– Пойдём внутрь.
Мама будто и не услышала меня, продолжая смотреть вдаль. На горизонте полыхнуло, а через три биения сердца послышался грохот, будто Тимир ударил по затвердевшей глее, куя новую пушку.