Синтия торопилась на кладбище. Она сошла с узкого тротуара, все меняется в этом мире, на новых улицах – и новые широкие тротуары, а здесь – на улице Застенной – так и остались – узкие и старые, и засеменила по мостовой. На кладбище ее должен был ждать муниципальный рабочий со стремянкой. Когда полицейская машина медленно кружила по городу, мегафоном предупреждая жителей о надвигающейся буре с градом, она в первую очередь подумала именно о кладбище. Но телефон мэрии был постоянно занят. Синтия вздохнула, оделась и вышла из дома. Тогда сначала к соседу.
Эта напасть на ее памяти уже случалась дважды. Первый раз град прошел на следующий после гибели Мориса год. Тогда град был не очень сильный, все осталось целым. Правда, после бури Давид решил перестраховаться, демонтировал стеклянную оранжерею и поставил вместо нее пластиковую, а над окнами веранды были смонтированы собирающиеся в гармошку жалюзи. Сейчас как раз было самое время попросить соседа опустить их. Но первый град врезался в память потому, что, когда она во время бури поднялась в кабинет проведать отца, тот последнее время совсем сдал и почти не вставал с дивана, то увидела его стоящим у окна и смотрящим, как мелкий частый град покрывает белым ковром газон:
– Это Морис меня зовет к себе, в Антарктиду, – старик отхлебнул виски из стоявшего на подоконнике стакана.
Синтия подошла к нему сзади, обняла за плечи и положила голову ему на спину. Они так и стояли, пока отец не допил виски и не повернулся к ней. Его глаза оставались сухими, все уже выплакано, он наклонился и поцеловал дочь.
Он умер на следующий после бури день, на своем диване после полудня, во время сиесты. Поэтому Давиду уже не перед кем было оправдываться за снос старой оранжереи. Он тогда же предложил поменять стекло на пластик и Памеле, но та только рассмеялась – мои стекла – как из стали, а, если что, то у меня есть запас. Когда Памела начала хозяйничать на своем участке, то обнаружила за оранжереей деревянные полузакрытые ящики со стеклом, переложенным промасленным картоном и полусгнившим мочалом. Стекло было невероятной толщины, такими же листами была покрыта и сама оранжерея, где местами еще угадывались очертания раскинувшего крылья орла. Тогда отец Синтии рассказал Памеле, что покойный арендатор после войны купил за бесценок запасы стекла с какой-то нацистской базы и перевез их сюда. Оранжереи выдерживали все непогоды, и ящики с запасными стеклами так и стояли у забора, зарастая бурьяном. Выкидывать их было жалко, полезного места они не занимали, каши – не просили, и Памела их оставила.