ЧАСТЬ
ПЕРВАЯ
1.
Билеты на поезд Наташа брала за две недели. Туда и обратно.
В светлом и уютном после студеной декабрьской темноты пространстве зала с междугородними кассами людей совсем немного. К одной так и вовсе две претенциозных в одежде дамы – из-под их дубленок свешивалось что-то наподобие вечерних платьев, девушка и мужик. Со спины – этот – ну, точно, мужик: с огромной головой, неряшливо одетый, его длинная худая шея торчит из когда-то белого, жутко выглядевшего нынче полушубка, без шарфа. «Странный какой-то типчик», – Наташа, поколебавшись, все же стала за ним, отметив с удовлетворением, что сегодня в ее душе день логики. Услышала – даже прислушиваться не пришлось – как мужик что-то, причмокивая, нашептывает сам себе. Он будто отчитывал кого-то беззлобно: типа, ну что ж ты, такой-сякой, не послушал меня… а-а… вот так-то, а послушал бы, так все бы у тебя было лучше и не придумать.
Наташа автоматически, даже не успев ни о чем подумать, отодвинулась, совсем забыв о том, что только секунду назад думала о логике. Появилось чувство гадливости от истекающего от человека тошнотворного запаха? И тут же напомнила о себе совесть. Как же она всегда появлялась не вовремя, всегда вводя сознание в ступор. Наташе становилось не по себе, когда оно – сознание – успевало пропустить инициированную пронырливым подсознанием негативную оценку. Почему не по себе? Да потому, что душа повторяла неприятный, пройденный неоднократно урок через круговорот смятения. А еще потому, что на помощь уже спешила для восстановления баланса «скорая помощь»: оправдательная философия – соломинка – спасительная реакция организма. «Следить за собой нужно… – подумала Наташа, – почему я должна с уважением относиться к нему, если он с неуважением относится ко мне?» Она, поколебавшись, словно соизмеряясь с не отступавшей от своего совестью, сделала еще полшага назад. «До чего же… отвратительно пахнет… – в ней что-то перемкнуло, – да, воняет, господи… кого я тут из себя строю?» Появилась даже тошнота. Подступила к горлу от кислого запаха давно нестиранной одежды, от дыма дешевого табака, въевшегося в овчину явно не фабричной выделки. Наташа вдруг, словно нейтрализуя промах, усмехнулась: «Поэтому и людей к этой кассе столько: видимо, другие не стали особо заморачиваться совестливостью».