Вопреки моим грандиозным планам, Роман в понедельник и даже во вторник не появился ни в офисе, ни у нас дома. Не звонил, не писал, не приходил. Пропал бесследно тот лечебный кот, как будто и не было его.
А всё я ждала и ждала, впустую считая дни и не выпуская из рук мобильник, и даже ночью держала его под подушкой, чтобы не пропустить звонка. Волновалась страшно, куда исчез Роман, и все ли с ним хорошо, но позвонить самой было совсем уж неловко и стыдно.
Видимо, зря я так беспечно понадеялась на то, что Роман не передумал на мне жениться. Он, как мне видится, посидел в одиночестве, поразмыслил хорошенько, на какой кошмар подписался, и понял, что ему это не надо.
Что и требовалось ожидать, Роман отвернулся от меня так же легко, как и поворачивался. Либо же он ждет, что я сама сделаю первый шаг и позвоню. Возможно, это так. Но я, как женщина, жду первого шага от мужчины, и сама не стану напрашиваться на общение, если ему этого не нужно. По-моему, это вполне логично.
Но почему же Роман молчит? Неужели тяжело кратко обозначить ту причину хотя в сообщении, а после молчать себе дальше сколько приспичит? Может быть и такое, что дело вовсе не в отказе Романа от брака, и в его поведении имеется несколько иное основание, о котором я не предполагаю. Но как узнать наверняка, если я стесняюсь ему позвонить и напомнить о себе?
Возможность выяснить мучившую меня причину я получила уже во вторник и немедля воспользовалась этим шансом.
Вечером мы с Аришей прибыли в гости к ее бабушке, Любови Михайловне Быковой. Та еще днем по телефону упросила меня остаться у нее на ночь. Аргумент для того привела нерушимый: она же в нашей квартире ночевала, стесняла нас своей худосочной тушкой, а теперь настала наша очередь. Потеснить Любовь Михайловну, конечно же, не получится, ведь в доме ее два этажа и куча комнат, но компанию мы составим с большим удовольствием.
Дочка моя, только переступила порог шикарного особняка, сразу взялась третировать свою бабушку расспросами о том, где папа и почему его нет здесь.
Любовь Михайловна поначалу отмалчивалась, как партизан на допросе. Благо, эта неудачная пародия на «скользкого ужа, извивающегося на сковородке» продлилась недолго; Ариша ее, молчунью, разговорила после того, как в обиде надула губки. Та и растаяла.
