Мейзи
Звук принтера жужжал непрерывно в ушах, когда из него выходили множество бумажек с ходатайствами следователю. Только этот звук способствовал удержанию моего сознания в реальности, когда я практически не моргая смотрела на фотографию, выставленную на моем столе в нежной белоснежной рамке. Я старалась не проникать в свои яркие и теплые воспоминания, поскольку они, несмотря на свой благоприятный характер, причиняют моему сердцу боль.
Воспоминания, на самом деле, такая странная штука. Они непредсказуемые и не поддаются логическому объяснению. Когда воспоминания несут положительный характер, мы должны улыбаться, но бывает и так, что грустишь. Кажется, что воспоминания самое сильное человеческое явление, которое не подавить и не взять под свой контроль. Их невозможно избежать, хотя иногда очень хочется.
Я касаюсь подушечками пальцев холодного стекла, которое защищает фотографию от внешних воздействий, и замечаю, как начинает трястись моя рука. Резко отдергиваю ее, будто неожиданно обожглась о кипяток и сжимаю в кулак, убирая под стол. Тяжело вздыхаю и закрываю глаза, чтобы не видеть эти счастливые лица семьи.
Они такими радостными больше не будут никогда.
Закрываю лицо дрожащей ладонью, чувствуя противный укол в носу. Надавливаю пальцами на глаза, заталкивая обратно соленую жидкость, которую я не люблю ощущать на своих щеках. После нее на них остается противное ощущение липкости и жжения.
Открываю глаза и поворачиваюсь на своем крутящемся кресле, чтобы забрать с принтера распечатанные документы.
Смотрю в панорамное окно, замечая, что начинает вечереть. Скоро Нью-Йорк начнет освещать себя искусственным светом, чтобы продолжить активную, но уже ночную, жизнь.
Я снова возвращаюсь к своему столу и начинаю распределять документы по файлам.
Если начинает вечереть, значит мне вскоре пора выходить из офиса. Я бросаю взгляд на настенные часы, часовая стрелка которых уже на шестерке.
Быстро распределяю оставшиеся документы и собираю файлы в кучу, засовывая бумаги в папку и закрывая ее на молнию. Завтра я отвезу их следователю и это пустое дело, наконец, закроют.
