Глава 1. Из воспоминаний самурая Тадакие
Бывает, на закате лет, когда огонь в очаге лениво играет на стенах, я подолгу смотрю в темноту и вспоминаю не битвы – нет, их было слишком много, чтобы каждую помнить, – а тех, кто шёл рядом.
Больше всего – ту, что шла первой.
Тогда, когда солнце даже не всходило над горами, а ночь сжимала сердце тревогой, командир не раздумывал. Он просто поднял руку, и все мы сразу поняли – идти первой будет она.
Женщина в первых рядах? В те годы, когда любое отступление называли позором, а каждый раненый был на вес золота? Мы, мужчины, переглянулись – не из недоверия, а чтобы спрятать свой страх. Потому что никто из нас не хотел быть первым.
Но она ни разу не дрогнула. Шагнула вперёд, будто не в бой шла, а домой, к свету лампы и горячему чаю. Ни одна тень не скользнула по её лицу, ни одна складка хакама не предала тревоги.
В её движении была какая-то удивительная лёгкость, будто сам ветер помогал ей ступать. И – странно – за ней стало легче идти, будто она уносила страх с каждого шага.
О ней говорили вполголоса. Говорили не из страха – скорее, из уважения, а больше всего – из недоумения.
Может ли женщина быть сильнее ветра? Может ли война быть тихой и красивой? Может ли человек нести на себе такую тишину, что даже ярость врагов кажется пеплом по сравнению с её взглядом?
Она не была самой высокой, самой грозной, самой быстрой. Но там, где она проходила, земля крепла под ногами, меч становился легче, а страх – не более чем утренний туман.
Она не смотрела в лицо смерти – она проходила сквозь неё, не задерживаясь, будто знала что-то, чего не знали мы.
Шла она впереди не ради славы, не из гордости – а просто потому, что иначе не умела. В её глазах всегда было движение, но не суета, а готовность.
В её руках катана – и, бывало, пучок свежей травы, зверобоя, для раненых. Говорили: если она рядом – выживет даже самый слабый.
И я, в глубине души, верил: пока она идёт – мы все дойдём до конца.
Только один человек знал – в её сердце, помимо долга, горела любовь. Тихая, глубокая, не та, что кричат на рассвете перед битвой, а та, что греет после, когда уже нечем дышать, а жизнь всё ещё держит за плечо.