Лондон
Осень 1790 года
Леди Олимпия Уорлок ненавидела женский плач. И чем моложе была женщина, тем труднее это было переносить. При виде их слез в ней начинали бунтовать все ее материнские инстинкты, которые иногда хотелось укротить, – ведь леди Олимпия была еще не столь стара, чтобы испытывать материнские чувства к юной особе, внешность которой свидетельствовала о том, что через год, в крайнем случае другой, она будет готова начать охоту за мужьями. Огромные серо-голубые глаза девушки, стоявшей перед ее дверью, были полны слез, и Олимпия поняла, что поток влаги мог пролиться в любой момент.
Олимпия подавила готовое вырваться ругательство. Дорогой наряд и внешность – изящная и изысканная – говорили о благородном происхождении посетительницы. Накидка же, в которую та куталась в тщетной попытке укрыться от любопытных глаз, ушла бы на ярмарке за сумму, вполне достаточную, чтобы прокормить семейство бедняков в течение года, а может, и дольше. Где-то рядом должна была обретаться ее служанка, если не здоровенный – при оружии – слуга.
– Мне нужно увидеться с Эштоном, лордом Редманом, – сказала девушка.
– Его здесь нет, – ответила Олимпия и, осмотрев улицу, над которой уже повисли вечерние сумерки, отметила, что их короткий разговор стал привлекать внимание.
Ее семья потихоньку выкупала все дома по соседству, однако здесь продолжали жить еще несколько чужаков, а люди, не связанные с ней кровным родством, непременно начнут сплетничать – можно было не сомневаться.
– Зайдите, – сказала Олимпия и, схватив незнакомку за руку, втянула в дом. – Вы же не хотите обсуждать свои проблемы на улице… – Она провела незваную гостью в гостиную.
– О нет, конечно, нет, – прошептала девушка и поспешно села на стул, на который ей взмахом руки указала Олимпия. – Новость о нашей беседе может дойти до моей матери.
«То, что незнакомка заботится о таких вещах, не предвещает ничего хорошего», – подумала Олимпия. В этом ей увиделся намек на то, что юная особа вознамерилась найти кого-нибудь, кто встрянет в ее распри с собственной матерью.