Глава 1: Маленькие куклы Вуду на торте из дерьма
Изабелла была художницей, в той степени, в которой можно назвать художником человека, рисующего комиксы про грустных единорогов для онлайн-магазина эзотерических товаров. Двадцать пять лет, ангельское личико, фарфоровая кожа, глаза цвета выцветшей лаванды – идеальная жертва, завернутая в обертку “не тронь, сломается”. Она и сама это знала. Знала, что светится надписью “Пожалуйста, спасите меня!” для всех этих великовозрастных садистов, у которых не хватило смелости стать настоящими маньяками.
Ее квартира – студия в заброшенном районе, где искусство было синонимом слова “бедность” – пахла скипидаром, дешевым кофе и отчаянием. На стенах – незаконченные холсты, на полу – комки смятой бумаги, как будто кто-то выплеснул на нее мусорное ведро собственных несбывшихся надежд. Изабелла рисовала, чтобы заглушить голоса в голове. Голоса матери, кричащей, что она бездарь. Голоса отчима, шепчущего комплименты, которые пахли мерзостью. Голоса бывших парней, твердящих, что она “слишком эмоциональная”, “слишком требовательная”, “слишком…”. Слишком живая, чтобы существовать в их мертвых мирках.
Александр вошел в ее жизнь, как Lamborghini в пробку из “Запорожцев”. Он был высоким, подтянутым, с безупречным костюмом и взглядом, который, казалось, просвечивал тебя насквозь. Тридцать лет, успешный владелец IT-компании, человек, который привык получать то, что хочет. И он захотел Изабеллу.
Их первая встреча произошла на благотворительном аукционе. Белла, волонтер, разливающая дешевое вино в пластиковые стаканы. Александр, VIP-гость, покупающий картины за суммы, которых Изабелле хватило бы на год жизни. Он посмотрел на нее – не так, как смотрят на официантку. Он смотрел на нее, как на произведение искусства, как на редкую бабочку, которую нужно осторожно поймать, чтобы не повредить ее крылья.
Он купил одну из ее картин – абстракцию, которую она написала в приступе паники, думая, что умрет от одиночества. Алекс сказал, что в ней “чувствуется глубина”. Белла поверила. Она всегда верила тем, кто говорил ей что-то приятное, даже если это звучало как ложь, завернутая в красивую бумагу.
