Мягкие губы нежно ласкали ушко Элизы, постепенно спускаясь дорожкой горячих поцелуев по ее шее вниз к ключице. Все ее тело горело от желания и выгибалось под сильными руками. Одна рука пробралась внизу под ночную сорочку и сладким возбуждающим движением начала подниматься вверх по внутренней стороне бедра. Девушка не сдержала стон и… проснулась.
Он приходил к ней во снах – нежный, ласковый и страстный. Она сама не понимала, чего хочет и что с ней происходит, но знала точно – она жаждала наслаждения. Особого, острого и запретного. Того, о котором никого не спросить и никому не рассказать. О том, какие сны ей снятся, можно было догадаться лишь по сбитым за ночь простыням и ее стонам посреди ночи. К счастью, спальня Элизы находилась далеко от остальных жилых помещений и вероятность того, что ее услышат, была очень мала.
С тех пор, как десять лет назад во время пожара погибли родители девочки, она жила у маминой сестры – своей тети и ее мужа. Люди строгих пуританских нравов, они воспитывали племянницу в строгости и за подобные мечты и сны можно было получить серьезное наказание, вплоть до розог. Впрочем, еще вопрос, что хуже: получить несколько ударов – больно, но быстро – или полдня выслушивать тетушкины нотации о том, как они заботятся о сиротке, воспитывая из нее благопристойную леди, и какая это неблагодарная и испорченная девица с дурной наследственностью. Так что Элиза тщательно шифровалась, пряча как можно глубже даже искорки каких-то плотских желаний.
Утро начиналось с заунывной молитвы в специальной комнатке – молельне, где, стоя на коленях на жестком полу, необходимо было негромко тарабанить давно заученные до автоматизма молитвы и биться лбом об пол. Тетушка следила за девушкой строго, не дай бог недостаточно низкий поклон отвесить.
Потом завтрак, состоящий из безвкусной каши, бутерброда из черного хлеба с маслом и ячменного напитка. Кофе был ей не положен, его пили только дядя с тетей, считая, что детям, даже тем, которым исполнилось уже 18 лет, кофе противопоказан, ибо возбуждает еще неокрепшие умы. По праздникам, обычно церковным, позволялся блинчик с вареньем или сладкая булочка.
