- Да будет так! – торжественно провозгласил судья, стукнув молоточком.
Звук растворился в воздухе. Черная мантия, парик буклями, красные, лоснящиеся от пота щёки, маленькие поросячьи глазки смотрят пристально, словно ждут чего-то…
То есть я, конечно, знаю, чего они ждут. Ждут, что я сорвусь. Прямо во время суда возьму и выкину что-нибудь этакое.
Глубоко вздохнула, встала и поклонилась:
- Да будет так.
Я смогла изобразить смирение только потому, что знала – судью подобное поведение точно выведет из себя.
Гад! Мерзкий… свин!
Хочет объявить невменяемой, чтобы оформить опекунство, на которое, в случае попадания на территорию Ганглии, кроме специальных служб имеют право мер и главный судья. Меня хорошо просветили, какая участь ждёт молодых женщин при таком раскладе…
Настоящее… средневековье! Инквизиция! Ну, почти…С ненавистью окинула взглядом деревянную клетку.
- Баам! – ещё один удар молоточком.
- Решение принято и обжалованию не подлежит! Заседание окончено!
И тут…
Потрёпанный, не очень свежий парик главного судьи…хрюкнул?
- Хрр… Хрр… Уии!
Представители прессы замерли от восторга. Руки судьи медленно стали подниматься вверх – лорд притих, словно охотник – парик надо было схватить быстро, пока он…
- Хрюк!
Нечто ярко-розовое соскочило с головы лорда и помчалось прямо по спинам нырнувших под чёрную ткань фотографов!
- Щёлк!
- Фух!
- Пах!
- Прошу вас, прокомментируйте происходящее!
- Ваш парик… Он ожил?!
- Это колдовство?
- Вы утверждали, что скользящая по отражениям, попавшая к нам из другого мира Энн Фаер не обладает магией. Вы признаёте, что ошиблись?
- Не удовлетворяю! Запрещаю! Не имеете права! Суд выражает протест! – визжал лысый лорд, с ужасом наблюдая, как по столам и лавкам скачет живой розовый поросёнок, а журналисты сходят с ума.
Я опустила голову. Терпеть! Сейчас главное – не рассмеяться, иначе судья рассвирепеет, отменит решение – и тогда уж мне точно конец!
- Крак!
Деревянная клетка рухнула, а мне на руки прыгнула розовая кудлатая хрюшка.
- Привет! – шепнула я и спрятала крошку в складках платья.
Дрожащими руками судья Говард вытирал сияющую от пота лысину, от которой шёл едва заметный парок. Умаялся, бедолага, меня, непутёвую, обвиняя.