Штормовой ветер гулял по земле с самой ночи. Не прекратился он и теперь, когда солнце, медленно разогревая землю, выглянуло из-за выцветших, сероватых туч. Словно теряя терпение, ветер с новой силой налетал на гордо водруженные повсюду флаги с символами «Юниона Джека», заставляя их взволнованно трепетать в такт своим весенним порывам.
Александра Грант стояла на одной из отдельных смотровых площадок для привилегированных зрителей, с интересом разглядывая аскетичную трассу Сильверстоун. Три бывших взлетных полосы превратились из аэродрома для бомбардировщиков второй мировой войны в гоночный трек, принимавший в тот день гонщиков со всего мира. И наверняка каждый из них планировал не менее быстро, но без помощи крыльев, пролететь по периметру выцветшего летного поля, аккуратно окаймленного изнутри квадратными стогами сена.
– Поверить не могу, что ты меня сюда приволок, Харрингтон, а еще больше, что я на это согласился, – недовольно высказался Эдвард, вынув из кармана платок и шумно высморкавшись в него. – Треклятый ветер, еще не хватало простудиться.
Эдвард Грант был высоким, грузным мужчиной лет пятидесяти. Он стоял рядом с Александрой и Харрингтоном, невысоким, худощавым джентльменом средних лет с озорным взглядом. Харрингтон был гладко выбрит, в зубах он ловко держал длинный мундштук с сигаретой, даже когда посмеивался над чем-то.
– Уймись, Эдвард, – сказал он, похлопав приятеля по плечу, выдыхая дым сигареты через обе ноздри. – Когда еще тебе посчастливится увидеть такое зрелище.
Подул сильный ветер, и Харрингтон привычным жестом поправил свою шляпу.
– Вот именно, Харрингтон! Зрелище! Видеть не могу эти уродливые штуковины. Как можно так издеваться над автомобилями? Я не пойму, это мерзкий ветер или твоя вонючая папироса разъедает мои глаза?
Эдвард неуклюже повернул шею, посмотрел на Харрингтона и снова вынул из кармана платок.
