По Лондонскому мосту медленно двигалась двуколка, в которой, укутавшись в плащ, сидел господин почтенных лет. Дождь нагонял на него сон, и ему было даже лень смотреть, куда двигались лошади, погоняемые кучером…
Сцена сменилась, и перед его глазами появился какой-то юноша, который стоял спиною к нему и смотрел на гладь воды Темзы. Внезапно юноша занёс ногу за перила.
Он хотел закричать ему «Стойте!», но, вздрогнув, проснулся.
Ничего вокруг не изменилось, никакого Лондонского моста, никакой Темзы и незнакомца, который пытался покончить жизнь самоубийством. Карета по-прежнему продолжала двигаться по улице Фуэнсери, отец всё так же дремал, сидя напротив, а на его коленях, скрутившись калачиком, спала маленькая десятилетняя сестрёнка. Рядом с ним сидела мама, прислонившись к мягкому углу кареты. Она одна не спала всё это время, с нетерпением ожидая приезда.
Мать и сын были очень похожи: у обоих были тонкие черты лица, удивительно красивые глаза с длинными ресницами. Чёрные густые волосы, сияющими локонами ниспадавшие на высокий лоб, создавали контраст с белоснежной кожей. Граф д’Ансель же, напротив, был светловолос и несколько смугл. Девочка, его младшая дочь, была точной копией отца, наверное, поэтому он её часто баловал и прощал многие детские шалости.
– Что-то нехорошее приснилось, Мариэль? – спросила она, поворачивая голову к сыну. – Почему ты проснулся?
– Просто… я видел страшный сон… скорее даже не страшный… он… этот юноша был похож на…
«… меня», – закончил он фразу в мыслях.
Луиза прижала к себе сына и сказала:
– Не волнуйся, милый, это был всего лишь сон.
– Да… – успокоившись, ответил он и стал с любопытством смотреть в окно.
Он всю свою сознательную жизнь прожил в Лондоне и никогда не был во Франции. Нант показался ему удивительно тёплым и приветливым местом ещё тогда, когда он едва спустился на берег. Эти доброжелательные лица людей, радостно встречавшие своих родных и близких в порту; тёплый бриз, мягко коснувшийся его лица, когда он стоял на палубе; нежный золотой песок на берегу и множество деревьев и цветов в городе. Он ощутил неизвестную до сих пор свободу в своей душе, словно его освободили от чего-то тяжкого и холодного. Как странно: Англия была тем местом, где он вырос, учился, жил шестнадцать лет, где остались его друзья.… Там, в холодном сыром Лондоне, к которому он не мог не привыкнуть, он ощущал себя иначе. Но только сейчас это понял. Понял, когда увидел Нант.