Обычно Энни не разговаривала с чемоданами, но в последние дни с ней творилось что-то неладное. Свет фар едва пробивался сквозь непроглядную снежную круговерть, а дворники на лобовом стекле старенькой «киа» сдались под свирепым натиском бури, обрушившейся на остров.
– Подумаешь, легкий снежок, ничего особенного, – утешила Энни огромный красный чемодан, с трудом втиснутый на пассажирское сиденье. – Тебе может показаться, что настал конец света, но это еще не значит, что так оно и есть.
«Ты же знаешь, я терпеть не могу холод, – захныкал чемодан, словно плаксивый ребенок, привыкший капризно топать ножкой, чтобы добиться своего. – Как ты могла привезти меня в это жуткое место?»
Просто у Энни не было иного выбора.
Порыв ледяного ветра едва не опрокинул автомобиль. Заснеженные ветви старых елей, нависавшие над грунтовой дорогой, хлестали по стеклам, словно седые космы ведьмы. Те, кто представлял себе ад в виде чудовищной огненной печи, ошибались, мрачно заключила Энни. Настоящий ад здесь, в этой унылой ледяной пустыне.
«Ты что, никогда не слышала о Майами-Бич? – заныла Пышка, изнеженная принцесса, спрятанная в чемодане. – И зачем только ты притащила меня на этот богом забытый пустынный остров посреди Северной Атлантики, где нас непременно слопают белые медведи?»
Мотор жалобно подвывал, пока машина ползла сквозь пургу по узкой скользкой дороге. У Энни раскалывалась голова, от кашля болели ребра. Приходилось вытягивать шею, вглядываясь в чистую проплешину на залепленном снегом ветровом стекле, но даже это легкое усилие вызывало головокружение. Одна-одинешенька на всем белом свете, если не считать «говорящих» кукол, чьи голоса помогали ей не потерять последнюю связь с реальностью. Поймав себя на этой мысли, Энни горько усмехнулась, несмотря на тошноту и головную боль.
И тотчас в голове ее зазвучал увещевающий голос приятельницы Пышки, деловитой Милашки, лежавшей в пузатом чемодане на заднем сиденье.
