Его разворот по Можайскому шоссе впечатлил, вновь завибрировал телефон.
– Да! – ответил по блютусу хозяин, явно нервничая и барабаня пальцами по рулю – Да, говори!
– Что-то ты задерживаешся, братишка? – монотонно произнес голос на том конце провода – И мне это не нравится, а когда мне что-то не нравится, то я, знаешь ли, начинаю нервничать.
– Все в поряде, Альберт! – более, чем спокойно, ответил водитель чёрного «мерседеса» – Пару минут и я на месте.
– Лады! – чёрная поверхность навороченного айфона потухла, водитель кроссовера вполоборота кивнул сидящем на заднем сиденьи – Ну ребятки, все готовы?
Двое крепких парней в спортивных очках усмехнулись – А то, шеф! Не таких еще чабуреков брали, и что?
– Во-первых не чабурек, а чебурек, а во-вторых, Авель таджик, и то на половину.
Коротко стриженный парень спортивного телосложения громко рыгнул – Разница какая? Чурка и все тут, а чурка от чебурека не далеко ушла.
Взрыв всеобщего хохота разорвал зловещую тишину, они ждали конца…
Длинная, цвета маренго, размытая после дождя дорога, с искуссно просажанными вдоль нее берёзками, липами и молодым ельником казалась Авелю чем-то чужим и далеким, хотя не одну сотню раз он бороздил это полотно своими холёными шинами «мишлен». Он знал этот путь, как свои пять пальцев, ездил и мог в точности воспроизвести в памяти все пролетающие мимо дома и новостройки, дорожные знаки и даже скворечники, прикреплённые к единичным столетним дубам, а сейчас? На спидометре девяносто километров в час, лампочка не мигает, самбуфер не бьёт по ушам, мелодично увещевая слух любимой композицией, которая льётся божественным елеем на загнанную в угол душу. Почти вечер, шестой час, и солнце медленно садится за лиловый туманный горизонт. Грусть застыла хрустальными бисеринами слёз на длинных угольных ресницах.
– Перестань! – приказал себе Авель, небрежно стряхнув слёзную пелену – Это было не раз и не два, и все было вери-вел, но сердце стучит так, что хочется даже прижать к нему ладонь, чтобы оно не выпрыгнуло.
