Стоя в наглухо застегнутой куртке с поднятым воротником на холодном ветру в двух шагах от Архангельской башни, Нора пристально смотрит на группу мужчин, занятых обсуждением Очень Важных Вопросов вблизи красной избушки, прикрывающей авант-камеру – место забора воды из Святого озера, – откуда можно попасть в гидросистему Соловецкого монастыря. Вход только для специалистов, никаких экскурсий для любознательных.
Нора слышала, что эта невообразимо древняя, формировавшаяся на протяжении нескольких столетий, сложная и разветвленная система включает аж целых девяносто каналов, многие из которых находятся в аварийном состоянии. И это одна из причин, почему спускаться туда без умения ориентироваться в лабиринте как несущих воду, так и стоящих сухими каналов, и без хорошей спортивной подготовки строжайше запрещено. Один молодец недавно спустился – и вот, пожалуйста, теперь по этому поводу целый консилиум с участием представителей закона, техника-смотрителя, инженера, медика, археолога и бог весть кого еще. Они базарят уже полчаса и никак не могут прийти к консенсусу. Одни не понимают, почему в гидросистему – в буквальном смысле слова под монастырь – должен идти не техник даже, а какой-то архитектор (что он вообще здесь делает?.. зачем его привели?..) в сопровождении полицейских, другие предлагают дождаться прибытия с материка команды спасателей, которых, к слову, никто пока не вызвал, третьи… Нора зевает. Ох уж эти мужчины. Пойти, что ли, внести в диспут свежую струю?
Она подходит как раз в тот момент, когда следователь из УМВД России по городу Архангельску Александр Аверкиев, или, как он сам себя называет, детектив, разъясняет всем недоумевающим, что архитектор Герман Вербицкий участвует в поисково-спасательной операции не как архитектор, а как человек, обладающий способностями к сверхчувственному восприятию, что приглашен он лично им, детективом Аверкиевым, и, поскольку все предыдущие попытки отыскать в подземелье пропавшего человека либо его останки не дали положительного результата, лучше бы всем скептикам заткнуться. Прямо сейчас.