– И вспомнят всех, – заключил Игорь Сафронов, сидя на берегу реки Волга и бросая в реку камни.
Не зная ничего, в пучину вечности падали души, чтобы соединиться с духом безмерной любви, уповающей на отклик той, что в наших сердцах жила и горела пламенем до тех пор, пока огонь не угас и не слился с мёртвой землёй. В мёртвой земле, обрастающей тленом усопших, мы находим тех, кого звали во сне. В этом сне не будет криков и вожделенных желаний, а в этом сне мы обнаружим кающегося человека, жаждущего попасть в пучину вечности.
Быть может, не стоит смотреть своими глазами в пустоту зеркала воспоминаний, которые существуют, как призраки, ищущие ответы у живых. Где тот ключ, который отворит дверь к сердцу человека, закрывшегося изнутри в страстях своей комнаты? Неужели он прячет адрес своего дома в памяти, чтобы не впускать в неё детали своей смерти? Всё-таки же этот человек плачет не потому, что он хочет любви, а потому, что он желает соприкоснуться с тканью Небесного Царства, внутри которого он обретёт покой своих мыслей о том, что мы не можем умереть. Именно в этом кроется трагедия человеческого мира, потому что мы будет жить всегда.
Когда же рухнут звёзды на землю, возвещая о падении Вавилона, словно его скрыли от глаз, увидевших торжество колыбели похоти, то мы найдём праздник в бессмысленном пространстве ума, иссохшего в пьянстве безумного напитка Диониса. В бессмысленности образуя смысл, с диким воплем ограждаешь себя от толпы безумцев, требующих ответы от Жрицы любви – Афродиты, источник которой пребывает в небесах звёздных слёз, возвещающих последний момент жизни падающего луча Солнца на путь мёртвых. Как феникс, ты возрождаешь память об остальных, кричащих о своей вечности и в ней же растворяющихся, как в воде исчезает солнечный свет, преломляющийся в душе забвения Харона. Так кто захочет покинуть необитаемый остров страстей, если страсти находятся за пределом любви?
