ГЛАВА 1
Всегда ли колокольный звон на счастье
Венден
Третий день не умолкали колокола Адиаполя, столицы Виардани. Третий день народ праздновал свадьбу канцлера Эдмонда Фердинанда Лауэра и баронессы Алессии Адано. И третий день мне хотелось послать к демонам и этот город, и эту страну, и придворных с приклеенными улыбками, и собственный трон. Потому что не прийти на свадьбу человека, который считался моей правой рукой, я не мог. Иначе тут же поползут слухи об опале, о том, что в Виардани не все так ладно, а король и канцлер не могут найти общий язык друг с другом. Слухи были бы неправдивы, но, увы, именно ложь и оказывается более живучей, чем правда.
Снова ударили колокола.
- На счастье, - пробормотал я, выбираясь из дворца через черный ход. Завершающий бал должен был состояться в доме жениха, теперь уже мужа, этим вечером. Придворные, получившие приглашения, от страха молились обеим богиням, светлой и темной, не подозревая, что это одно и то же лицо. До бала оставалось три часа. О том, чтобы заниматься делами, думать не приходилось – без канцлера Эдмонда за документы было опасно браться. Подпишу что-нибудь не то, и лучший друг снова будет молчать и провожать меня укоризненным взглядом. Я ведь король, имею право. А Эд с некоторых пор повернулся ко мне спиной и руководствуется принципом: «Делай, что хочешь, лишь бы боком не вышло».
Дворец надоел, придворные надоели, вот я и искал, где скрыться от вездесущих дам и кавалеров, которые жаждали получить хоть толику королевского внимания. Путь мой пролегал к храму темной богини Кацуи. Зачем? Хотел посоветоваться. Матушка никак не желала мириться с тем, что в свои двадцать пять я отказываюсь жениться. Траур по погибшей невесте на неё не действовал – невесте ведь, не жене. И она вознамерилась женить меня, во что бы то ни стало. Особенно после того, как Эд представил ко двору свою невесту. Все доводы матушки сводились к одному: «Если даже ледяной канцлер женился, то почему не хочешь ты?»
Можно, можно было бы объяснять, почему одна мысль о браке вызывает у меня зубовный скрежет. Но, увы, меня бы никто не понял. Даже слушать бы не стал. Мать была женщиной старой закалки, которая жаждала одного – власти. А о какой власти может идти речь, если у единственного сына нет наследников? Устроят переворот – и поминай, как звали.
