Воздух с канала доносился из окна. Тихонько поскрипывала открытая ставня, качаясь от порыва ветра туда-сюда. Сквозь мутное стекло окон в кольцевидной решетке виднелся канал c проезжающими по нему лодками и катерами, речными пароходиками. Недалеко от окна сидел седовласый мужчина, сосредоточенный на своей работе и совсем не обращающий внимание на шум. Сидел он за мольбертом, за которым всегда проводил долгие часы, и даже ночи, проводил с тех пор, как впервые взял в руки кисти. На его лице все время бороздились морщины. Мужчина то прищуривался, то хмурил лоб, что-то придумывал. Что-то критиковала вслух, делая внушения самому себе, и каждый раз как хищник на добычу кидался к мольберту рисовать еще что-то на своем холсте. На его лбу давно проступил пот, а спина затекла от многочасового сидения в одной позе. Вдалеке загремела дверь, кто-то заспешил к ней. Краем уха художник услышал, как дверь хлопнула.
По залу стали раздаваться шаги, голоса, потом звуки шагов стали отчетливее, и наконец, дверь в его творческую келью открылась. Художник поднял глаза, нахмурился и снова опустил глаза на картину. Его кисть стала безостановочно водить по холсту, желая только, чтобы его оставили в покое. Вот уже месяцев пять он отказывался принимать посетителей, а этот посетитель действовал ему на нервы больше других.
– Все рисуешь, – раздался грубый мужской голос с нотами негодования.
Со спины мужчина был высок, широко в плечах, темные волосы были коротко пострижены. Он подался вперед и встал напротив мольберта.
– Я тебя в богадельню сдам! Сколько можно ее рисовать, ты совсем уже из ума выжил!
– Она приедет, – тихо ответил художник не поднимая усталых глаз от работы.
Мужчина, стоявший позади художника так, что трудно было разглядеть его лицо, немного опешил.
– Как тебе удалось? – еле выговорил он.
На лице художника заиграла ухмылка. Кисть монотонно водила краской по холсту, раз за разом вырисовывая одну и ту же деталь.
– Если она приедет, то это очень хорошо, – начал говорить вслух посетитель, медленно передвигаясь к окну. – Здесь с ней можно будет сделать все, что угодно.