В своем несчастье одному я рад,
Что ты – мой грех и ты мой вечный ад
(Сонет 141 Шекспир)
Черный «Мустанг» с белой полосой на капоте резко затормозил у ограды с остроконечными прутьями. Открылась водительская дверь, и на свежий выпавший снег ступил массивный ботинок. За ним последовал и его обладатель. Его тяжелый взгляд задержался на верхушке здания, протыкающей ночное небо.
– Лучшие советники мертвые, – произнес Рэймонд вслух самому себе.
Эта была фраза одной из его многочисленных татуировок на теле.
Смочив горло бурбоном, он зашвырнул пустую бутылку на заднее сиденье и направился к ограде нетвердой походкой. Его ладонь коснулась кованной двери. Она жалобно заскрипела в ответ, нарушая ночную тишину.
Его путь лежал через внутренний двор по дорожке, засыпанной снегом. Он вытащил из кармана мятую красную пачку и зажал в зубах фильтр. Густое облако сизого дыма окутало его мужественное лицо, вырисовывая резкие очерченные скулы.
Сделав последнюю затяжку, Рэймонд потянул на себя дверь собора и уверенно вошел внутрь, нарушая покой храма стуком тяжелых ботинок. Увидев распятие, он хотел перекреститься, но передумал. Вместо этого Рэймонд достал пистолет, поставил его на предохранитель и вернул ствол за пояс. Затхлый запах воска ударил в нос, и он раздраженно поморщился.
– Я могу вам чем-то помочь? – на звук шагов вышел молодой мужчина в черном костюме.
Он окинул взглядом позднего гостя, стоявшего между рядами молитвенных скамеек. Прибывший был одет в черную кожаную куртку и синие джинсы. За поясом торчала рукоятка пистолета, а разбитые в кровь пальцы сжимали букет лаванды.
– Я не отниму много твоего времени, святой отец, – Рэймонд оперся ладонью на скамейку. Из-под рукавов его куртки выглядывали чернильные узоры на коже.
– Я служу Всевышнему, – спокойным голосом ответил мужчина. – У меня достаточно времени, чтобы выслушать потерянную душу.
– Брось, святой отец, – Рэймонд пытался покомфортнее устроиться на деревянной лавке. – У меня нет души. Она умерла три года назад. Внутри меня только злость и ненависть.
– Господь всегда оставляет выбор. Выбор за тобой, сын мой, чем заполнить душу – любовью или войной, – произнес священник, сильнее цепляясь в крест, держащий в руках.
