«Для меня делай, для себя учись», – приговаривала мама, отдавая Дэниз очередное поручение.
Вот и сейчас, перемывая посуду с серванта, Дэниз слушала материнские наставления.
Посуды было много – еще бы, ведь мама принесла в дом отца большое приданое, и все сервизы даже не помещались в стеклянной горке: часть уже использовалась на кухне, часть ждала своего часа в коробках в кладовой – а именно свадьбы Дэниз, чтобы стать частью её приданого. Но пока что ей было только семнадцать, к ней еще никто и не сватался даже, поэтому хрустальные бокалы и чайные сервизы оставались нетронутыми.
«Не возись долго, тесто наверно уже подошло, я пойду подготовлю все, чтобы печь пироги. Подходи скорей».
Приближался Новруз, праздник весны и начала нового мусульманского года, и потому почти во всех домах происходило одно и то же: генеральная уборка и выпекание сладких пирогов.
***
Он погиб, а вместе с ним еще 50 солдат. Все знали, что он служил на границе с бывшим вражеским государством, однако уже три года, как война закончилась, и происшедшее никак не укладывалось в сознании.
Все плакали, женщины кричали, его брат, Сахиб, выл от отчаяния, порываясь снять с погибшего зеленое покрывало и не желая верить, что родной человек умер. Сидящие рядом с ним мужчины его останавливали.
Дэниз была на кухне и не видела этой картины, но дикие крики, доносящиеся с улицы, ничем было не заглушить. Она первый раз была на похоронах, и тем они были ужаснее, что это были похороны человека, в которого она была влюблена, – того, чьей женой она в будущем мечтала стать. Ей также, как и другим, не верилось, что его не стало, только холод был разлит в груди, доходя до кончиков пальцев, а в голове будто пылал огонь, но мыслей не было. Она машинально раскладывала халву по тарелкам. Это было традиционным угощением на похоронах – халва со сдобными лепешками.
Кухня была полна женщин с маленькими детьми, глаза их были заплаканными, а маленькие дети, будто понимая серьезность момента, не капризничали.
