1. Владимир Орлов
Владимир сидел своем кабинете всю ночь, листая результаты расследования по делу собственного сына. Ничего не сходилось, детали вели в тупик. Недели следовали за неделями, но, как показала практика, даже разбиваясь в лепешку, можно не достичь желаемого результата.
Марк не просыпался, отравитель не был найдет, а смуту в черных мыслях наводила Каролина. Юная женщина, вторгшаяся в сознание вихрем при первой же встрече. Вырвавшая сердце тайфуном и забравшая его с собой.
— Черт! — зарычал он, ударяя кулаком по столу, а после и вовсе смахивая все содержимое стола. Множество листиков фонтаном разлетелись из стороны в сторону, а сам мужчина печально засмотрелся в окно, подкуривая сигарету.
Он курил только рядом с Ней. Впервые с подросткового возраста дымил, словно паровоз. Жизнь до Каролины была такой четкой, размеренной, правильной и внятной… Как бухгалтерский отчет! А после… Она замерцала красками, обрела иной смысл и… Притяжение. Безумное, сводящее с ума, доводящее до ручки.
— Побрал бы тебя дьявол! — взревел он, со злости кидая стоящий на столе глобус в книжный шкаф, находящийся в другой стороне комнаты. — Гребанная ведьма!
Когда Владимиру было пять лет, он удостоился чести застать прабабушку живой.
— Можешь ли ты хранить тайны? — подозвав ребенка к себе, милая и всегда улыбчивая женщина шепнула тому на ухо. Юный Орлов активно закивал, навострив все органы чувств, и тогда бабушка, оглядевшись по сторонам, протянула тому коробку с ожерельем. — Видишь, какая красота?
Ослепленный блеском камней, ребенок ошарашенно ахнул:
— О, да!
— Оно мне досталось от мамочки. Ей его подарил безумно любящий муж, — женщина мечтательно вздохнула. — Эх… Вот это были настоящие чувства! Не то что сейчас…
— О чем ты, бабуля? — уточнил ничего не понимающий ребенок.
— Послушай, дитя, — устроившись поудобнее, серьезно заговорила та. — Тебя будут уверять в правильности всяких там правил… Но все не так просто, как кажется.
— Не понимаю, — пожал плечами тот, утирая сопли кулаком.
Снисходительно улыбнувшись, старушка вдруг схватилась за сердце. Ей было уже девяносто, время былой молодости давно покинуло, и теперь каждый вздох мог стать последним. Только это и мотивировало ее сказать внуку то, что не предназначалось для его ушей: