Дрожь пронзала меня, начинаясь робким трепетом губ и перерастая в бушующую бурю, захлестывающую все тело. Трепет, словно испуганная птица, метался во мне, отзываясь покалыванием в мочках ушей и замирая ледяным комком в животе, прежде чем взорваться фейерверком мурашек на кончиках пальцев.
Повязка на глазах, пропитанная горькими слезами, липла к векам, словно траурная пелена. Черная ткань, проклятая мною в каждой мысли, душила надежду и погружала в пучину беспросветного отчаяния.
Мои руки, плененные веревками, были скованы ледяным прикосновением шершавого металла. Каждое движение отзывалось острой болью в запястьях. Слабая попытка освободиться обернулась лишь лязгом металла, эхом разнесшимся в зловещей тишине. И вот, приближаются шаги… приглушенные, неумолимые, как поступь рока, с каждой секундой сокращая расстояние между мной и неизвестностью.
Сердце сбилось с ритма, пропуская удары, затем бешено заколотилось, так, что пульсирующая боль отдавалась в висках. Незнакомец надвигался, словно тень, и, остановившись в дюйме от меня, обжег кожу ледяным прикосновением – провел ладонью по щеке, медленно спускаясь к подбородку.
– Отпустите… – прошептала я. Мой голос дрожал, словно осенний лист на ветру, тонул в подступающих слезах. Это все, что я могла выдавить из себя.
В следующую секунду комнату пронзил бархатный, издевательский смех, а затем его тон стал ледяным, бездушным, словно из глубин преисподней.
– Не так быстро дорогая, я ещё не наигрался…
Пару дней назад.
Казалось, мы с Ритой трещали по телефону целую вечность, а может, и две. Телефонные разговоры всегда были моей слабостью, тихой гаванью, где время теряло свою власть. Рита, моя бывшая одноклассница, разделяла эту страсть. Нам обеим уже перевалило за двадцать пять, и школьная дружба, выдержав испытание временем, оставалась одним из немногих светлых лучей в моей жизни.
– Софи, я такое приложение нашла – обалдеть! Ты просто обязана его заценить! – Ее голос, искрящийся весельем, мгновенно наполнился заразительным энтузиазмом.
Что ж, обо мне… София Морозова, двадцать пять лет. Живу в квартире, которую снимает мой отец. Одна. Одна… и, как принято говорить, не познавшая горечи разочарований, с лицом, привлекательным для глаз, и душой, верящей в чистоту. Не работаю, потому что до недавнего времени мне было удобно, когда отец оплачивал все мои прихоти. Удобно… ровно до вчерашнего дня. Его отказ оплатить очередную партию вещей из La'Eva обрушился на меня оглушительным громом. Казалось, его гневным криком он прожег не только динамик телефона, но и всю мою душу. Я осталась ни с чем: без денег, без обновок, и с сердцем, разбитым на тысячи осколков. Именно тогда, в этом состоянии полной опустошенности, Ритка и подкинула мне свою "гениальную" идею – найти себе папика.
