я был гораздо более юным, когда это произошло. от тебя исходил горьковатый запах и странный, фоновый трупный смрад. ты рушила всё изо дня в день, очерняя всё, чего касалась, я лишь подбирал за тобой ошметки мусора, довольствуясь жалкой ролью глупого лакея. на твоих запястьях некрасиво лязгали браслетики друг об друга, меня раздражал этот звук, но в какой-то момент я осознал, что этот звук – залог моего спокойствия. он значил, что ты все ещё жива.
честно говоря, этого я и боялся больше всего, – твоей смерти. ты только о ней и твердила каждый день, а я все-таки поверил, что она – твоя мечта.
я понял, как выглядят люди, рожденные умереть – я увидел их в твоем лице. в твоём постоянстве суицидальности, в стабильной, глубокой печали, которой ты отравляла нашу квартиру, каждую в ней деталь, и меня в том числе – ты тоже отравляла. это было замкнутым кругом, в котором мы, как два глупца, ходим по карусели смерти, прерываясь на беспечные разговоры о нашей жизни. я во всём тебя поддерживал, но только не в этом, извини. да, я знаю, что я эгоистичен, но как понять, кому из нас необходимо проявить милосердие, уступчивость? я так этого и не осознал. ты хотела от меня слишком много, от человека, хлипкое существование которого держалось лишь на болезненной, травмирующей любви, которая прочными нитями привязала меня к тебе. парадокс заключался в том, что ты, несмотря на все мои мольбы, тянулась отнюдь не ко мне, – а к тому, что сломало бы тебя. ты гуляла всегда только поздно ночью, может, ты хотела, чтобы произошло что-то ужасное? ты всегда была слишком громкая, эпатажная, нарывалась на любой конфликт – может, ты хотела, чтобы тебе сделали больно? ты швыряла в меня всё, что под руку попадется, возможно, я ошибаюсь, но ты ведь хотела, чтобы я ответил тем же? я ненавижу себя за то, что не могу разорвать нашу связь, за то, что не могу помочь тебе, за то, что ты каждым своим действием влюбляешь меня в себя. время идёт, всё вокруг меняется, но не моя одержимость, что отламывает кусочек за кусочком частички моей души.
