Уля Шварц (по паспорту Ульяна Михайловна Фенечкина),
светский обозреватель, завсегдатай тусовок и тому подобное (а проще говоря,
собирательница сплетен), металась по комнате, укладывая чемодан. Через
несколько часов ее ждал поезд, который отвезет в родной город, похоронив под
стук колес мечты, чаяния и почти десять лет столичной жизни. Чемодан
сопротивлялся, он, как и его владелица, не хотел покидать столицу, где жизнь
кипела и бурлила круглосуточно. Огромному красному сундуку нравилось летать в
Турцию или Египет, а лучше в Таиланд, но никак не трястись на багажной полке
душного вагона, печально двигаясь в сторону провинциального города, пусть и
миллионника.
– Зараза! – Ульянка ударилась мизинцем об это дорожное
чудище и с досады пнула его в отместку. Легче не стало, стало больнее. – Ну,
зараза! – грозила обозревательница кулаком не то чемодану, не то кому-то
неведомому. – Нет, ты только представь, какая гадина, – зло сдув
платиново-блондинистую прядь с лица, она выпрямилась и повернулась к мужчине,
развалившемуся на кровати.
– Улечка, успокойся, – смазливый брюнет, облик которого с
головой выдавал в нем последователя всех модных трендов, потянулся и перекатился
на бок, подпер рукой голову и продолжил: – Не принимай близко к сердцу. Через
годик она забудет, и ты снова сможешь устроиться в журнал. Неужели все так
плохо, что надо непременно уезжать? Устройся секретарем. Или официанткой. Мне
одному будет тяжело оплачивать эту чудесную квартирку.
– Артурчик, а ты не офигел ли? – теперь блондинка грозно
уперла руки в бока и притопывала ногой. – У меня тут карьера рухнула, меня не
возьмут ни в одно приличное место работать, в конце концов, мы с тобой
встречаемся два года, а ты волнуешься, как будешь оплачивать квартиру один!
– Если бы ты меня любила, осталась бы в Москве и нашла любую
другую работу, чтобы не бросать меня.
– Если бы ты меня любил, сам нашел бы приличную работу,
чтобы я не уезжала, – Ульяна в который раз поразилась, на кой ей сдался Артур,
разве что они красиво вместе смотрелись. А по факту лентяй, раздолбай, большой
ребенок. – Да пойми ты наконец, мне теперь на все тусовки вход закрыт из-за
этой мымры. А дома устроят работать в местный журнал, уже даже взять готовы
столичного журналиста.
