«Карета герцога Норфолка»
Лета 1772 года, января, двадцать третьего дня по дороге к Брэмптон Брайан Холлу в Харефордшире ехала карета. Эту большую, разменявшую второй десяток лет, скрипучую колымагу из каретного сарая герцога Норфолка в Норфолк-Хаусе использовали редко. Эдвард Говард, девятый герцог Норфолк, предусмотрительно держал ее на случай разных просьб и нужд родственников. Таковым родственником был внучатый племянник герцога, сын его наследника, Чарльз Говард-младший, который совершал свое путешествие из Лондона.
Лорд Чарльз был человек плотного телосложения, энергичный, среднего роста, кареглазый, с приятным округлым лицом и темными вьющимися волосами. Ему было двадцать пять лет, он слыл своего рода бунтарем и бонвиваном, среди хороших друзей имел прозвище «жокей», а среди завистников – «мясник». Бунтарский характер Чарльза Говарда-младшего проявлялся в том, что он почти никогда не носил парик, не пользовался пудрой, очень редко мылся и позволял себе нелестно высказываться о многом и многих, в том числе о родственниках, анекдоты о которых он собирал, записывал и рассказывал при каждом удобном случае. Молодого человека считали наследником девятого герцога Норфолка, так как его отец, племянник герцога, сам уже был в летах.
– Помню эту деревню по прошлой моей поездке в Харефордшир. Эти три вяза и пруд – лорд Говард посмотрел в окно кареты.
– У вас отличная память, – почти безучастно ответила супруга.
– Так оно и есть – Чарльз хмыкнул. – У тебя больной вид… Скоро будем на месте, дорогая.
Жена Чарльза Говарда-младшего, леди Фрэнсис Говард, урожденная Скудамор, была печальна и измучена. Два месяца назад у нее случился выкидыш, от которого она никак не могла оправиться. Женщина сидела напротив мужа, сутулясь и опустив голову. Она была высокой, одного с мужем роста, и худой, можно сказать тощей, с плоской грудью. У нее были мягкие черты лица, большие серые глаза и маленький рот.
Леди Фрэнсис с трудом переносила тряску, неприятный скрип колес, гадкий январский холод. Но сложнее всего ей было терпеть отвратительный запах пота и одеколона ее супруга, который доводил ее до отчаяния дома, а в тесной карете был просто невыносим.