Завидев разгневанную богиню, Драгомир захотел было спрятаться, но передумал – слишком устал. Все, на что его хватило – запросить бутыль самогона, дойти до любимого сестрой места в саду, умыться кое-как в фонтане и свалиться на лавочку в беседке.
Ожидаемое облегчение хмель почему-то не приносил – тело все так же ломило от усталости, а душа рвалась на части от чувства вины. Хотелось напиться и заснуть, чтобы быстрее уйти от реальности и получить так необходимы отдых, но даже это откладывалось. Прямо перед ним уселась румяная от злости Любава.
– Он так со мной не может! – высказалась сразу, заставив обратить на себя внимание хорошей порцией злых всполохов. Драгомир поежился, сделал добрый глоток прямо из бутыли и только потом изрек:
– Может, он может…
– Жертва была необходима, как вы все этого не понимаете?! Она и моя дочь тоже, почему меня никто не слышит…
Драгомир облокотился на стол, положил подбородок на сжатые кулаки, с грустью посмотрел на расстроенную богиню. Понятно, почему отец решил нарушить траур после смерти жены – такую красоту невозможно упустить. И даже не в божественном происхождении дело – Многоликий дал своему чаду настоящую земную красоту – теплую, нежную, на первый взгляд беспомощную. Такую женщину хотелось защищать, ограждать от всех напастей, любить, холить. Ее красота подкупала своей невинностью, ибо возраст не имел для нее значения. Ей могло быть как двадцать, так и пятьдесят – неуловимое очарование необычной внешности.
Сейчас богиня себя плохо контролировала, кусалась всполохами возмущенной ауры, и становилась то восемнадцатилетней вздорной барышней, то злобной старухой.
Зрелище было настолько интересным, что Драгомир спокойно пил, слушал и наблюдал, как одно из главных сокровищ замка Белой долины бнсится на отвратительное, по ее мнению, поведение отца.
***
Владилен, не спрашивая разрешения, влетел в княжеские покои, увидел Доброгора, сидящего на полу, встал перед ним на колени, спросил тихо:
– Это правда?
Князь едва заметно кивнул.
Встревоженная тишь снова заворочалась в темной комнате, расползлась по углам вязким покровом, изредка впуская в себя тяжелые вздохи двух мужчин.
