***
…Чем-то этот старик в посеревшем от времени балахоне не понравился Ирис. Настолько, что она отвлеклась от воспоминаний и пригляделась к нему внимательней. Нечто знакомое привиделось ей в нервном, будто птичьем, движении головы, в судорожных подёргиваниях пальцев на навершии походного посоха… Будто не так давно встречала, мельком...
Что он здесь высматривает? Или кого?
Девушка постаралась унять неясные подозрения. Возможно, это вовсе не шпион, и не неизвестный враг, подсылающий похитителей, и не… О’Ши. Она похолодела. Нет, конечно; не стоит возводить напраслину на невинного человека. Может, он и знать не знает о рыжей фее, а пришёл сюда, чтобы попросить сестёр о помощи или проведать кого-то. Час ещё ранний, все на молитве, обратиться за расспросами не к кому, вот он и высматривает хоть кого-нибудь…
Но всё же она сошла с монастырской стены, стараясь не привлекать внимания, и снова порадовалась тому, что, поддавшись на уговоры аббатисы, носила здесь одеяние послушницы.
Поскольку пора утренних молитвенных правил наступила, на широкой галере внутреннего двора, заливаемой солнцем, Ирис никого не встретила. Свернула в гостевое крыло, прошла по тёмному после яркого двора коридору в свою комнатку-келью, потянулась за чётками и молитвенником, приготовленным у молельного столика с распятьем… Виновато улыбнулась. Никак не получалось изгнать мирские мысли и сосредоточиться на духовном. А надо бы. Эфенди приучил её дорожить тихими утренними часами, словно самим небом дарованными для приведения мыслей в порядок, светлого настроя на труды грядущего дня…
…После приёма в Лувре прошли три дня, настолько наполненные событиями, что показались Ирис бесконечными. Она знакомилась с сёстрами-монахинями, ходила на службы, делилась знаниями с целительницами, ухаживала за больными, помогала садовницам. И даже после дневных молитв уделяла час-полтора вышивке Пелены со сценой Благовещения. Контуры рисунка прописал сам Джоджи, прославившийся не только фресками и картинами, но и рисунками для вышивок на духовные темы. Благословлялись на тонкую работу с иглой и шелками лишь самые искусные и благочестивые мастерицы. Должно быть, поэтому гобелен получался красоты необыкновенной. А лик ангела, возвещавшего Марии благую весть, удивительнейшим образом напоминал прекрасную Марту Эстрейскую, которой, как многие поговаривали, от бабушки, прославленной Жанны-девы, досталась ангельская кровь. Оттого-то, наверное, так и тянулись к ней люди, становясь чище и добрее…
