Я всегда давала парням ровно минуту, чтобы меня заинтересовать.
Пока ещё никто не справился с заданием.
Самым забавным было наблюдать, как их корчит после слов: «Твоя минута истекла. Свободен!».
Но когда ко мне подвалил тюфяк Эдик, я неожиданно согласилась пойти с ним на свидание, чем повергла в шок всю нашу группу.
Правда, мои лучшие подруги сразу поняли, что происходит, и обменялись очаровательными акульими ухмылками.
- Хочешь проучить его за дерзость? – мурлыкнула Алла мне на ухо, как только началась пара, и бурно обсуждающая невиданную новость группа расползлась по своим местам.
Я кивнула и сделала максимально невинное лицо, ведь до сих пор не до конца осознавший своё счастье Эдик в очередной раз повернулся и с надеждой посмотрел в мою сторону.
- Идиот, - фыркнула с другой стороны Карина. – Как он посмел к тебе подойти? Ева, ты должна наказать его так, чтобы он до конца своей никчёмной жизни вздрагивал при виде блондинок.
- Накажу, - пообещала я. – Он вообще на женщин не сможет смотреть.
- Королёва, Кошкина, Красавская! Хватит болтать! – рявкнул преподаватель. - А то рассажу! Разбавлю ваше три «К» другими буквами!
Он обвёл аудиторию взглядом, ожидая, что другие оценят его шутку.
Одногруппники покосились на меня, словно спрашивая разрешения.
Я сделала каменное лицо, и они промолчали. Просто на всякий случай. Вдруг я приму неуместный смех над своей фамилией за личное оскорбление.
А злить меня не желал никто.
Все отчаянно хотели со мной дружить.
И ради этого они готовы были выполнять за меня домашние задания, делиться конспектами и вообще всячески угождать. А я этим пользовалась.
На свидание с Эдиком я оделась, как женщина лёгкого поведения.
Мини-юбка больше походила на широкий пояс, высокие сапоги на каблуках подчёркивали стройные ноги. Кофта на маленьких пуговках едва не лопалась под напором груди. Свои длинные белокурые волосы я собрала в высокий хвост.
Макияж наложила так, чтобы взгляд несчастного дурачка постоянно соскальзывал на мои пухлые, сочные, влажно поблёскивающие губы.
Неудивительно, что при виде меня Эдик потерял дар речи.
