Пролог. Белый лимузин, Эдит Пиаф и я, идиотка
Дивная, почти неправдоподобная красота умирающей осени хорошо видна мне в окно лимузина.
Он, мой чудесный, мой ослепительно-белый лимузин, несется как очумелый, а в боковых окнах непрерывным заборным частоколом мелькают одинаковые до тошноты виселицы фонарных столбов. Он, лимузин, почти неслышно летит себе навстречу неумолимому и жрет бензин вместе с последним днем моей опостылевшей жизни в бесконечных обреченных попытках сделать себя хоть чуточку счастливее трупа.
Вот взять бы сейчас, притормозить, подъехать к тротуару и, остановив первого встречного, спросить:
– Вот у меня свадьба через пару часов будет, хотелось бы узнать ради чего все это?
– Почему вы спрашиваете именно меня? – удивится прохожий.
А ты, пока человек будет удивляться, улучишь момент и заглянешь ему в глаза.
Ну и зачем, спрашивается, ты это сделаешь? Для чего тебе это нужно, а? Если увидишь там то же, что внутри у тебя самой – станет ужасно безысходно. А если там все-таки счастье? Ну, тогда будет еще хуже – ведь счастье будет не у тебя…
Слава Богу, что свет солнца приглушают темные тонированные стекла мчащегося к неизбежному финалу лимузина. Я бы наверняка ослепла как сова, которую выволокли на яркий свет из непроглядной ночи, если бы в лимузине стекла были обычные.
Мне ужасно нравится мой лимузин: длинный как сволочь и ослепительно белый как мое парижское свадебное платье фирмы «Матримони», которое мой без двух часов муж заказал специально для меня к этому дню.
Лимузин не из проката, как у большинства других несчастных дур-невест, а мой персональный, только мне одной, счастливице, предназначенный.
Мне одной и навсегда.
Вот он, мой щедрый даритель, сидит напротив меня и оживленно о чем-то говорит. Какой он хороший, умный, предупредительный, красивый, богатый… надо обязательно ему улыбнуться…
Признаюсь – я захотела его, как только впервые увидела: сильное тело, изящная поза, взгляд хороший, умные глаза…
Я даже подумала тогда, что это начало чего-то нового, светлого, чего-то, что перевернуло бы всю мою прежнюю серую жизнь, опрокинув мое представление о ней, как о тупике.