Рейгас скрипел зубами от злости. Вот уже несколько дней он кружил вокруг прокля́того дворца, и ничего. Он знал: она где-то здесь. Но не мог войти. Запах чар и серебра разливался по окрестностям. Если Верховный дракон пройдет за ворота, его сразу же обнаружат. Нельзя так рисковать. Он понимал: безопаснее всего поскорее убраться отсюда подальше, но Рейгас хотел посмотреть на неё. А в дальнейшем он найдет способ вытащить дракона.
Рейгас в очередной раз обогнул дворец с другой стороны. Он каждый день наносил на себя новые знаки, меняющие внешность, чтобы стража не обратила на него внимание. Сегодня в их глазах Верховный дракон выглядел немощным стариком, пришедшим просить милостыню.
В дворцовом саду что-то происходило. Рейгас подошел ближе к решетчатому забору.
Там среди цветущих поздней весной деревьев стоял высокий темноволосый мужчина с суровым лицом и рыжеволосая девочка лет десяти. Она держала меч, а её глаза возмущенно горели.
– Хватит уже, Джейрис, – грозно сказал мужчина, – вставай в стойку, и приступим.
Но вместо этого девочка швырнула меч на землю.
– Тебе надо, ты и вставай! – крикнула она.
Мужчина тут же отвесил ей пощечину, от которой ребенок оказался на земле.
Рейгас взбесился. «Да как ты смеешь поднимать руку на дракона!». Его пламя было готово вырваться и сжечь мерзавца, но открытое применение драконьей силы невозможно, пока он на Астероне. Поэтому Верховный дракон продолжал лишь стоять и еще больше злиться от своего бессилия.
В ответ Джейрис послала мужчине огненную волну. Попытка была слабой, скорее непроизвольный жест, чем открытое нападение. Огонь не причинил тому никакого вреда. Очевидно, его защищало серебро.
– Ах ты, мерзкое отродье! – Мужчина выхватил кнут из-за пояса и несколько раз хлестнул её. – Ну, так я научу тебя дисциплине.
Рейгасу хотелось броситься на него и убить на месте. Ему больно, и его распирала ярость. Сколько еще они будут терпеть такое обращение? Сколько еще они вынуждены скрываться? Сколько еще они будут смотреть, как их детей мучают и используют?
Нет. Больше не будут.
Девочка тем временем встала на ноги. Она не плакала, но её лицо было красным от злости и обиды.
