Северная Англия, июнь 1306 года
– Ближе к ночи будет дождь, – провозгласил лорд Генри Либург, барон Арундел, и подъехал ближе к жене, чтобы цокот копыт не заглушил его слова. – После него середина двора превратится в непролазную грязь, но для посевов он полезен.
– Дождь? Вы это серьезно, милорд? – Леди Фиона посмотрела на мужа скептически. – На небе нет ни единого облачка.
– Дождь обязательно будет, дорогая, – твердо заявил Генри. – Мои кости никогда меня не обманывают.
Он похлопал по бедру рукой в перчатке и поморщился. Фиона взглянула на солнце и покачала головой. Именно в такие моменты почти двадцатипятилетняя разница в возрасте между нею и мужем становилась особенно очевидной. Только пожилой человек жалуется на то, что его кости чувствуют приближение дождя или снега.
Фиона тут же прогнала эту недобрую мысль. Генри хороший муж и дорог ей во многих отношениях. Ее привезли к нему в замок, когда ей было двенадцать лет, чтобы она прислуживала его жене и научилась обязанностям, подобающим настоящей леди. Когда эта добрая женщина умерла при родах, Генри неожиданно попросил Фиону стать его женой и матерью новорожденного сына.
Фиона родилась в семье мелкопоместного дворянина, в которой не слишком заботились о будущем благополучии дочерей. Поэтому Фиона обрадовалась, когда отец дал согласие на ее брак с Генри. Не только обрадовалась, но была благодарна сэру Арунделу, потому что получила возможность жить в этом замке, ставшем для нее настоящим домом.
Фиона знала, что многие не понимали, почему она с готовностью согласилась стать женой человека скромных достатков и положения, да еще и намного старше нее. Когда же она стала баронессой Арундел, то постепенно пришла к выводу, что ее замужество никогда не будет браком по любви. Тем не менее, Фиона была по-настоящему привязана к Генри, и это было больше, чем просто чувство долга.
В целом ее жизнь складывалась удачно.
Фиона вгляделась в окружавший их лес. Солнечные лучи пробивались сквозь молодую листву. Наконец наступило лето, но землю еще устилал толстый ковер прошлогодних листьев, хотя кое-где уже пробивались зеленые ростки травы, и краснел молодой мох.