Трое мужчин в ледяной снежной долине смотрели на чёрное пятно погасшего костра. Небольшой такой, диаметром с блюдце ореол пепла на сверкающей корочке инея.
Айс пожертвовал для этого слабого костерка только мусор из карманов: чеки, смятые записки, пачку бумажных носовых платков и бездарную книгу молодого автора. В книге начинающий детектив проводил расследование тройного убийства в норвежской деревушке. Вместе с книгой сгорело несколько десятков живописных снежных сцен. И Айс злорадствовал. Хоть так отомстил колючему холоду, вгрызающемуся в спину, сковавшему ноги.
Грач закинул в костёр тридцать тысяч рублей. Это помимо записной книжки. Той самой, содержащей важные наработки по развитию «Флагмана». Тридцать тысяч рублей? Айс задавался вопросом: на кой чёрт было тащить их в прогулку на снегоходе? Три купюры по пять. Три по тысяче. Двадцать по пятьсот. И двадцать по сто. Теперь Айс точно знал шифр смерти: тридцать-три-три-двадцать-двадцать. Новенькие. Только из банка. И зачем только Грачу понадобился такой странный размен? Перед поездкой в глушь, где даже магазинов нет? Одинокий дом из грубого сруба и снежная долина. Это мысль не интриговала, скорее смешила. Айс с трудом сдержал смешок, когда догорела последняя купюра.
Но, забавней всего, пожалуй, вышло со Смехом. Может и правда, смех ближайший брат мудрости. Этот дурачок за чем-то потащил с собой в прогулку на снегоходе паспорт! Паспорт! Нет, ну что он вправду думал, что там, в белоснежной пустыне, ему встретиться полицейский и проверит документы? Хотя, со Смехом, конечно, и такое могло произойти. Паспорт и жалкий, измятый, затёртый по карманам полтинник. Пятьдесят рублей на фоне тридцати тысяч. Полтинник сгорел также быстро, как купюра в пять тысяч. А вот паспорт играл с огнём дольше…
– Гражданин обязан носить при себе паспорт, – бурчал Смех, глядя как язычки пламени страничка за страничкой поглощают его удостоверение личности. В начале, он вырвал пустую страницу и принёс её в жертву огню. Затем вторую. Документ, подтверждающий личность, таял в огне. А вместе с ним таяла и сама личность – Смех переставал существовать для всего цивилизованного мира разом.
