ГЛАВА 1
{Лишь ты, любовь, неведомая сила,
Играющая слабыми сердцами,
Несчастную давно свела в могилу
И жизнь ее заполнила слезами.
[Луис Вас де Камоэнс]
(Здесь и далее стихи в переводе О. Рудской)}
- Евгений, - сказала мама по телефону с тем особенным придыханием, которое означает, что родители решили тебя осчастливить — а на самом деле, доставили кучу неприятностей, - почему бы тебе не взять их с собой?
- Кого?
- Люсю и Васю.
В первый момент Женька даже не понял, чего от него хотят. Только что обрабатывал себе тихо-мирно фотографии с конференции, добавлял лицам участников божественного сияния, морщинки убирал, помаду делал ярче, - словом, безропотно служил родине, - и тут такое заявление.
- Зачем Люсю и Васю? Куда?
- В Португалию, - пояснила мать, - ты же едешь на следующей неделе.
- Еду, - согласился Женя, - но при чем тут Люся и Вася?
- Васе отпуск дали, - принялась объяснять мама, - неделю или полторы, а вчера мы разговаривали, и я сказала, что ты в Португалию собираешься, и тут выяснилось, что у них шенген открытый и в Португалии они никогда не были...
- Так, - сказал Женя, - стоп. Не были — а я тут при чем?
- Но ты же едешь, ты язык знаешь, а они не знают, и вы же все-таки родственники, и...
- Стоп, - повторил Женька, поморгал, отводя глаза от монитора, и постарался сосредоточиться.
Хотя что тут думать-то. Все как всегда. Он это знал и ненавидел.
Его мать, передовик производства и весьма успешная в свое время женщина, с годами приобрела мерзкую привычку беззаветно любить и слушать людей. Женька боролся с этим, боролся, потом плюнул, решив, что каждый сам кузнец своего счастья, и теперь поднимал знамя борьбы, только когда ситуация непосредственно касалась его самого. В остальных случаях — молчал. Но злился.
Он терпеть не мог, когда к матери приходили ее подруги и начинали разговаривать насморочными голосами, и его веселая, добрая, какая-то легкая мама сразу будто тяжелела, грустнела и вспоминала, что все суета и все мы умрем, а до этого нам предстоит жизнь, полная страданий. Она переключалась на темные стороны собственного бытия и обсуждала с подругами их и свои болячки, и кто кому что сказал, и какие анализы крови, и как все это не к добру. «А я ведь говорила, Марина! – уныло вещала какая-нибудь полная тетка, чьего имени Женя не помнил и никогда не стремился запомнить. - Говорила тебе, что с таким холестерином ничего хорошего быть не может, и она тебе точно таблетки выпишет! А еще бывает...» И мама, которой до этого момента было, в общем-то, все равно, какой там холестерин, съеживалась и кивала, думая об уже постигших ее бедах и о том, что еще грядет. От гнусных теток она училась культивировать несчастья, жить в этих несчастьях, как в воде, и вздыхать, словно старушка на завалинке. Хотя была еще совсем, совсем молодая.