Пролог
Тусклый фонарь слабо освещал стены заброшенного склада.
Где-то вдалеке был слышен шум прибоя.
Тишину нарушил слабый голос.
– Потерпи еще немного, помощь скоро будет, – она старалась держать себя в руках, не давая воли слезам. Ее рука судорожно прижимала окровавленный платок к его груди.
– Лилит, я должен сказать тебе… – в его голосе слышалась хрипотца, будто виной тому легкая простуда, а не пуля, застрявшая в груди.
– Тебе нельзя разговаривать, побереги силы. Я вызвала скорую, они едут.
Слезы душили ее, но она пыталась бороться с ними. Перед глазами вновь и вновь всплывали минувшие события.
Роскошная вилла на берегу океана. Благотворительный вечер. Они сидят за столом в окружении сотен гостей. Дамы блистают бриллиантами. Мужчины вальяжно потягивают крепкие напитки. Вокруг царит атмосфера веселья и безмятежности. Хэнк самый красивый мужчина из присутствующих. Лилит – его спутница. Что может быть лучше?
В этот вечер его сердце оттаяло. Лилит чувствовала это, когда ловила на себе его влюблённый взгляд. Ей хотелось раствориться в этих серых глазах.
Хэнк улыбался, шептал что-то ей на ухо. И внезапно всеобщее веселье прервал звук выстрела.
Началась паника. Люди кинулись на пол, пытаясь укрыться под столами.
Хэнк торопливо схватил Лилит за руку и потащил к выходу. Она едва успевала за ним на своих высоченных каблуках. Черт ее дернул выбрать именно эти туфли для благотворительного вечера. Некто преградил им путь и был отброшен в сторону.
– Пригнись, – Хэнк толкнул Лилит в салон «Ауди», и не успела она оглядеться, Хэнк уже был за рулем. Седан рванул, и они помчались прочь от виллы, где в этот вечер собрались все сливки высшего общества.
– Ты не ранена? Осмотри себя. – Его голос, обычно низкий и бархатистый, сейчас звучал твёрже стали, будто он говорил со своим врагом, а не с любимой девушкой.
– Кажется, цела… Пара царапин. – Лилит прокляла себя за дрожь в голосе.
Хэнк бегло оглядел ее с ног до головы.
– Черт, – его рука сжалась на руле так, что побелели костяшки пальцев. – Отвезу тебя в больницу, пусть осмотрят.
Это прозвучало так безапелляционно, что ей расхотелось спорить.
