ГЛАВА 1. Чувство, которое живёт в наших душах.
За два часа до финальной битвы с Сумеречной девой, древним божеством, явившимся уничтожить мир.
Каллира стояла на верхней ступеньке лестницы, ведущей в тронный зал, глядя в небо. Брешь, прорыв в Сумеречный мир, который им удалось запечатать ровно год назад, снова открылась и потрескивала зеленоватыми молниями. Войска готовились к выступлению, и её спутники снаряжались для последнего путешествия в долину Священного Праха – путешествия, из которого, возможно, никто из них не собирался вернуться. Но Каллира просто стояла и смотрела.
Её светлые длинные волосы трепетали на холодном ветру Цитадели Снега. Крепкие плечи под латным доспехом были широко развёрнуты и как будто заледенели.
Она двигалась. Раньше. Она надела свои доспехи, она вложила в ножны меч и взяла в руки щит. Это был её вклад в подготовку к последней битве. Никаких сомнений, никаких раздумий о том, что им предстоит, не было. Она увидела вдалеке Алана, бегущего ей на встречу. Она всегда замечала его первой.
Такой же воин, как и она, такой же высокий и такой же светловолосый. Некоторые считали их близнецами, хотя на самом деле если покопаться можно было отыскать много отличий.
Алан был Стражем. Даже теперь, когда его орден практически переставал существовать и большая часть его адептов отказалась от клятв, Алан всё ещё оставался Стражем глубоко в душе.
Каллира едва не стала Стражем. Это никогда не был её выбор, приёмные родители поместили её в тренировочный лагерь при Церкви, чтобы избежать скандала. Каллира ненавидела это дело. Она была счастлива, когда Сумеречные Воины забрали её, даже несмотря на то, что вступление в Сумеречный Орден для обычного человека было отсроченным смертным приговором.
Каллира коротко качнула головой, отгоняя воспоминания.
- Это оно, - сказала она прежде, чем Алан смог что-то произнести, изобразив свою обычную ухмылку, но подозревая, что это получилось у неё далеко не так хорошо. – Это то, к чему мы готовились весь год.
- Я иду с тобой, - твёрдо заявил Алан. Это был не вопрос, решимость, написанная на его лице, наполнившая его голос, говорила за него.