Майя
Я вошла в приемную Баринова, едва дыша. Меня встретила секретарша.
– Майя Липатова? – спросила она дружелюбно.
– Да, это я, – ответила я тихо, желая провалиться сквозь землю.
Мы обе притворялись. Помощница знала, что я Майя, но спросила по инструкции. Хотя именно она подтвердила мой пропуск пятью минутами ранее. Я не хотела сегодня быть собой как никогда. Но тоже делала вид, что приемная ее босса – лучшее место на земле.
– Егор Дмитриевич ждет вас.
Она встала из-за стола и поспешно оделась.
– Мой рабочий день окончен. Всего доброго.
Оставаться с Бариновым наедине так скоро я не была готова. Я вообще не готова к встрече с ним.
– Вы не предупредите его? – осторожно спросила я.
– Егор Дмитриевич вас ждет, – повторила секретарь и ушла к лифту.
Я прошла до двери кабинета и замерла в нерешительности. Лифт где-то в глубине коридора звякнул и увез милую секретаршу Егора.
Все. Никто меня не спасет.
Я сначала сама себя погубила, теперь настала очередь Егора.
Он точно не пощадит меня.
Выбора не было. Ноги не слушались, в ушах шумело, но я подняла руку и постучала костяшками пальцев по закрытой двери.
– Зайди, – услышала я почти забытый голос Егора.
Я открыла дверь дрожащей рукой и вошла на таких же трясущихся ногах.
Егор сидел в кресле за столом у огромного окна. Ко мне спиной. Он разговаривал по телефону и не спешил поворачиваться ко мне.
Я неуверенно прошла и остановилась посреди кабинета, сцепила руки перед собой и опустила голову. Хотелось провалиться сквозь землю или уйти. А лучше покончить со всем этим скорее. Но Егор продолжал игнорировать мое присутствие, растягивая муки позора.
Уверена, он делал это специально. Знал ведь, что именно я приду на чертово собеседование. Не мог не знать.
Целую вечность я стояла посреди кабинета, ожидая пока большой босс снизойдет.
А потом он развернулся в кресле. Не закончил разговор, но позволил увидеть его, и сам смотрел на меня.
Я с трудом сдержала возглас удивления.
В моей памяти Егор остался нескладным, неуклюжим тощим очкариком с пятого курса. Он носил мешковатую одежду, сутулился, прятал глаза. А из кресла на меня смотрел кто-то совсем другой.
