Вчера моё терпение лопнуло, и я решила покончить с Игорем навсегда! Хотелось, чтобы он немедленно исчез с моего горизонта, но сразу впихнуть в него «зелье» не вышло, поэтому я отложила это до утра, надеясь, что спросонья он будет сговорчивее.
– Ну Игоряш, не упрямься! Ешь! – я отчаянно пыталась накормить своего любовника хлебцем, намазанным коричневой пастой из семян темного льна.
– Олель, я не ем такое. Оно воня-я-яет… Фу… Мне тошно от одного вида, – из последних сил сопротивлялся Игорь.
Со стороны было смешно наблюдать, как почти двухметровый мужик, морщит нос и отмахивается от завтрака, принесённого прямо к нему в постель. Словно нежная барышня он закрывал лицо краешком одеяла, лишь бы я не смогла накормить его насильно.
– Ну! Кому говорю! Ешь! – сердито потребовала я. – Иначе выгоню и прощай навсегда! Ты этого хочешь? Я же так и сделаю, ты знаешь.
– Любовь моя, ну не могу я это есть, – продолжал стонать Игорь. – Всё, что угодно! Только не прогоняй. Я же не могу без тебя! Хочешь, на коленях ползать буду? Только не прогоняй!
– Тогда ешь! – мои безжалостные слова звучали для него, словно приговор.
– Хорошо… Только, если меня стошнит, я не виноват, – он обречённо вздохнул и взял из моих рук кусочек хлебца.
Зажмурившись, отправил его в рот и, быстро прожевав, проглотил.
– Ну слава Богу! – облегчённо выдохнула я и пошла в душ, зная, что через пятнадцать минут безумно любящий меня Игорь просто сбежит. И уже к вечеру не будет понимать, что его держало рядом со мной эти три недели и искренне удивляться своему временному помешательству.
Зато я точно знала, в чём дело. Причём распланировала это всё заранее!
Баба Стася оставила после себя два подарочка: моё странное имя «Олеля» и затёртый блокнот с рецептами.
Необычность имени я смогла оценить уже годам к десяти, когда при новых знакомствах гордо заявляла «Нет! Не Олеся, а именно Олеля! Это очень редкое имя, и я уверена, что вы не встречали такое раньше!»
Это имя сразу приподнимало меня над сверстниками и делало какой-то особенной. Хотя в младших классах я его просто ненавидела и плакала, не понимая, почему мама позволила бабе Стасе назвать меня именно так, а не выбрать что-нибудь попривычнее. И частенько, стыдясь, говорила, что меня зовут то Оля, то Олеся.