1
Луи Жозеф, наследник престола, Сын Франции, как его называли, умер 4 июня 1789 года в первом часу ночи. Мы с госпожой Кампан, старшей горничной, под руки увели шатающуюся, поседевшую королеву из спальни ее первенца, стены которой стали за последний месяц свидетелями стольких душераздирающих сцен, в ее собственные покои. Медонский замок будто вымер. В галереях можно было заметить силуэты служанок и лакеев; удрученные доктора, чье лечение не возымело действия, отправлялись к своим экипажам, – врачебные услуги в Медоне более не требовались, присутствовали так же священники из местного прихода, но вельмож я видела совсем мало. Свита короля была крайне небольшой: камердинер, охрана и герцог де Дрио-Брезе – главный церемониймейстер двора. Именно ему предстояло, увы, вскорости возглавить печальную церемонию погребения юного принца.
Проходя мимо супруга, королева отстранила нас.
–– Мадам… – начал было король, но спазм горя в горле заставил его замолчать. Его лицо было залито слезами.
Мария Антуанетта бросилась к нему. Они горячо обнялись. Я услышала, как королева лихорадочным шепотом сообщает ему, что уже утром покинет Медон: «Мне отныне тяжело здесь находиться».
Он кивнул.
–– Разумеется. Как вам будет угодно, мадам. – Обращаясь ко мне, король добавил: – Берегите королеву, принцесса. Я полагаюсь на вас.
–– Я не оставлю ее величество ни на минуту! – поклялась я пылко.
Мое собственное сердце тоже разрывалось от боли, сострадания и страха. Первые два чувства были понятны, конечно: наблюдать за агонией семилетнего мальчика, прежде нежного и красивого, как херувим, превращенного жестокой болезнью в искореженный, скрюченный скелет, было самым тяжким моральным испытанием за всю мою девятнадцатилетнюю жизнь. Его мать, королева, последние несколько недель не отходила от него ни на шаг. Уже не имея надежды на выздоровление первенца, она хотела насладиться каждым мгновением общения с ним, запомнить звучание его голоса, тем более, что по характеру это был ангел небесный: Луи Жозеф утешал свою мать и в те минуты, когда боли отступали, охотно проводил с ней время. Они рисовали углем и карандашами, читали книги, обедали вместе, причем ребенок сам заботливо придвигал матери кушанья, подавал салфетки. Мария Антуанетта ела, глотая слезы… Трудно было понять, осознает ли мальчик надвигающееся на него небытие. У него, безнадежно больного, хватало сил поддерживать силу духа матери: