Но с каждым днем все более, вдвойне,
во всем себя уверенно виня,
беру любовь, затем что в той стране
вы, знаю, отвернетесь от меня.
Иосиф Бродский «На вас не поднимается рука»
Стол, расположенный в отдалении от новоиспеченной четы, заблаговременно окрестили позором. Тем пренебрежением, которым обычно удостаиваются одиночки на свадебных торжествах, куда, конечно же, принято приходить с эскортом или вовсе отказаться от визита.
В совершенном одиночестве сидела сеньорита Джиротти, так и не вкусив всех яств. Единственными развлечениями на сегодня, стали: вино, которого, благо, было в достатке; а также трапеза из отчаяния, злости и обиды. Конечно, Анна была не столь наивна, чтобы винить во всем великую иронию судьбы. Сеньорита прекрасно сознавала, что подобная выходка была присуща невесте. Ничего удивительного, ведь общих интересов между ними не существовало, помимо взаимной ненависти.
Зарождение столь глубокого чувства было обусловлено несколькими факторами: различием культур и схожим вкусом на мужчин. Проще говоря, Анна была итальянкой и по совместительству любовницей жениха.
Ситуация хоть и была обыденной для нынешнего времени, но никак не уживалась с обычаями испанской аристократии. Любовные интриги были неотъемлемой частью общества 60-х годов. Ни один уважаемый себя сеньор или сеньора не могли обойтись лишь утренним эспрессо без обсуждения очередного занимательнейшего адюльтера. Иными словами, перед нами был самый посредственный моветон, какой только доводилось обсуждать высшему свету, но не наблюдать воочию.
Погода стояла отличная, все побережье Коста-Бравы сияло в лучах сентябрьского солнца. Волны Балеарского моря умиротворенно врезались в берег где-то поблизости. Все природные звуки сливались воедино с незатейливой мелодией, издаваемой традиционной испанской гитарой под аккомпанемент кастаньеты. Эта симфония жизни вторила всеобщему настроению – накаляла чувства до предела, а затем сбавляла ритм.
За всей этой чарующей картиной наблюдала Анна Джиротти, чувствуя, как змея ревности постепенно сдавливает аорту. Копна ее светлых волос потеряла тот шик и блеск, что был сделан накануне. Черное шелковое платье, которое сеньорита отпаривала с маниакальной одержимостью, уже давно помялось и сейчас выглядело даже хуже, чем в магазине. Единственное, что оставалось неизменным – макияж. Стойкая маска безразличия красовалась на лице Анны. И если ей будет суждено не забыться в пьяном угаре, она, возможно, сможет сохранить это напускное спокойствие, но сейчас ее это мало заботило.
