Денис снова молчал. Он просто стоял на краю тротуара у автобусной остановки «Завод “Агросонсексмаш”», уставившись не на дорогу, а на мутное, заляпанное отпечатками пальцев и невнятными граффити стекло. Он застыл в позе вечного ожидания, спиной ко мне, тонкий, как спичка в своем потрепанном ветровке, которую неустанно носил десятом классе. Его профиль был острым и бледным, как вымытая кость, лишенная плоти и жизни. «Денис, – начал я, чувствуя, как привычная фрустрация, густая и кислая, подкатывает к горлу, смешиваясь с запахом выхлопов проезжающих автомобилей. – Помнишь, я говорил… Насчет Апполинарии. Если ты появишься…». Он медленно, будто шею его смазывали ржавым маслом, повернул голову. Глаза – пустые, как две высохшие лужицы после дождя, в которых не отражается даже хмурое питерское небо. «Иди и занимайся с ней любовью», – выдавил я заклинание, чувствуя всю нелепость и кощунственность этого ритуала, превращающего призрак лучшего друга в посыльного для моих похотливых фантазий. «Занимайся любовью, Денис. Это приказ. Ключ. Пароль. Что угодно». Он дернул ухмыльнулся с видом собственного превосходства – скептически, по-старинке, тот самый знакомый жест, – и растворился в серой массе людей, высыпавших из подъезжающего автобуса №127. Как будто его и не было. Как будто это был просто еще один зомби в синей или серой спецовке, возвращающийся на наш проклятый «Агросонсексмаш» после обеденного перерыва в унылом кафетерии «Восток», чтобы до самого вечера вонять машинным маслом, металлической стружкой и кислым потом.
Давно мне уж не снилось ничего цельного и интересного, что зацепило бы за живое, выдернуло из рутины хоть на миг после пробуждения. Жизнь была довольна насыщенна меж тем событиями уровня «прорвало трубу в цехе №3» или «мастер Петров опять нажрался в обед». И вот – я постыдно влюбился. Или дал себя соблазнить. В замужнюю женщину. Апполинарию. Она первая заметила меня в этом людском муравейнике, я стал замечать, что регулярно ловлю на себе ее взгляд – не рассеянный, не скользящий мимо, а целенаправленный, изучающий. Кольцо при этом тускло поблескивало на ее миниатюрном безымянном пальце левой руки. Она старше меня – факт, добавлявший пикантности и чувства запретности. Когда я, наконец, поддавшись этому немому давлению, игриво проявил ответный интерес – задержал взгляд чуть дольше обычного, позволил уголку губ дрогнуть в полуулыбке, – она шокировалась и отстранилась мгновенно, будто дотронулась до раскаленной плиты. Что ж, похвально. Видимо моральные устои крепки. Но я остался в неудовлетворенных дурачках. Обманутым ожиданием. Как будто мою эрекцию, эту готовую к действию плоть, употребили в качестве ложечки для обуви – тупым, неэффективным, совершенно негодным инструментом для решения задачи, к которой он не предназначен. Она стала мне иногда сниться. Сперва – обрывками. Ее профиль в окне автобуса. Спина, уходящая по заводскому коридору. Тогда я придумал следующий компромисс – заняться с ней сексом во сне. Взять реванш в царстве Морфея (хоть гдето). Но каждый раз видение было слишком уж изоморфно нашим реальным отношениям, что мы не доходили до столь интимного взаимодействия. Вечно что-то вмешивалось: внезапное появление начальника цеха Кузнецова с его вечным «Чё стоим?!», абсурдная смена локации с заводской раздевалки на школьный класс или просто – жуткий, парализующий стыд, накатывавший прямо во сне, ледяной волной, заставлявший меня просыпаться с сухим ртом, бешено колотящимся сердцем и чувством глубокого унижения. Я задумался над властью над снами. Два раза мне приснились сны, которые я легко преобразил в весьма достойные рассказы. Теперь я мечтаю о таком, из которого я смогу сляпать роман. Но думаю, такой долгий я не запомню, а может он вообще не сможет поместиться, хотя во сне времени как будто хоть отбавляй… но все мы в них ничего не сознаем, только реагируем. Если задуматься, то проснешься. Много лет назад у меня был показательный сон – тропический остров, бирюзовый океан, белый песок. На пляже я встретил Риту Штерн, ту самую еврейку из параллельного класса, которая, по уверениям ее подруги Лены, была в меня влюблена до икоты в восьмом классе. В какой-то момент я понял, что сплю. Будучи фрустрированным девственником, сжатым тисками юношеского гормонального урагана, я подумал: «Было бы здорово, если б она прямо здесь, на песке, сделала мне минет». Четко сформулировал желание. И картинка немедленно погасла, ушла в черный бархатный цвет с мерцающими, как далекие звезды, огоньками, напоминавшую грязную палитру с уроков ИЗО. Теперь-то я имел какой-никакой сексуальный опыт за плечами – несколько неловких студенческих связей, брак, больше похожий на деловое умеренно взаимовыгодное сожительство. Поэтому я закономерно рассчитывал на больший успех в управлении ночными грезами. Но сны об Апполинарии упорно сопротивлялись моим попыткам взять их под контроль. Как и само навязчивое желание ее обладать. Я пробовал «заказывать» сценарий перед сном, часами лежа с закрытыми глазами в нашей с женой спальне под спорадический храп супруги, визуализируя каждую деталь: мнимый запах ее духов, шероховатость ткани ее юбки под моей ладонью. Но сон приходил своим чередом, игнорируя мои тщательно выстроенные декорации, подсовывая вместо желанной близости все новые, изощренные формы неудачи и фрустрации.
