– Разденься, – этот нахал Кирилл обошел меня вокруг, – хочу посмотреть, что покупаю.
Я фыркнула от раздражения и скрестила руки на груди.
– Ты меня не покупаешь, идиот!
– Разве? – хмыкнул светловолосый красавчик за моей спиной. – Я даю тебе деньги, а ты становишься моей девушкой. Разве это не покупка?
Я уже пожалела, что пришла с этой постыдной просьбой к заклятому врагу своего бывшего. Но у него были деньги, а у меня рушился бизнес из-за того, что Давид не смог принять расставание.
– Я буду твоей фиктивной девушкой, – я напомнила об условиях своего предложения, – только для того, чтобы ты мог позлить Давида.
Услышав имя нашего общего врага, Кир рассмеялся. Я обернулась, испытывая чрезмерное волнение от того, что он стоит за моей спиной. Еще совсем недавно Давид был нашей общей любовью. Для меня – идеальный мужчина, с которым я собиралась строить семью. Для Кирилла – старший брат их тех, на которых всегда хотят быть похожими.
И вот мы за его спиной объединяем усилия, чтобы сломать его.
– Ты сделаешь ему очень больно, если появишься на благотворительном вечере со мной, – медленно протянул младший Пожарский. Его голубые глаза опасно сверкнули в полумраке кабинета, и я лишь крепче сжала кулаки. Мне некуда отступать.
– Он тоже сделал мне больно, – сквозь зубы процедила я.
– Давид так любил тебя, знаешь? – Кирилл продолжал подливать масла в огонь, – гордился тобой.
Мужчина склонил голову на бок, изучая меня с ног до головы, и у меня кольнуло в сердце от воспоминаний. Сейчас он был слишком похож на Давида, которого я не видела почти полгода.
Разница между братьями была всего два года, и у них, к тому же, были разные матери, но при общей непохожести было в них нечто одинаковое. Хищные повадки: оба склоняли голову и слегка вели подбородком, как бы оценивая жертву перед собой, и одно это движение заставляло меня нервничать и подыскивать варианты побега.
Холодные голубые глаза – еще одна особенность мужчин рода Пожарских. Если у отца семейства, Александра Валерьевича, взгляд успел потускнеть в силу возраста – ему было уже за семьдесят, то у его сыновей глаза горели пронзительно ярко. Это привлекало и пугало одновременно.
